Нирва́на, Нибба́на (санскр. निर्वाण, nirvāṇa IAST, пали nibbāna, «угасание, прекращение») — понятие в индийской религиозной мысли, обозначающее высшую цель всех живых существ и играющее важнейшую роль в буддизме.[1] Существует множество определений понятия «нирвана», но обычно оно связывается с состоянием освобождения от страданий, свойственных сансаре.
В буддизме нирвана:
свобода от желаний, страданий и привязанностей (отсутствие их влияния на события жизни);
освобождение от страдания, от круга рождений (сансары);
состояние сознания, в котором элементы потока сознания (дхармы) пребывают в покое;
высшая цель устремлений верующих в раннем буддизме и в тхераваде, достижимая после искоренения всех омрачений («нирвана с остатком»).[2]
Помимо «нирваны с остатком» в палийских суттах различают «нирвану без остатка» (паринирвана). Кроме того, иногда упоминают «непостоянную нирвану», о которой говорят как об умиротворении (шанти) или о состоянии Будды, превзошедшего нирвану и сансару. В позднем индийском и в тибетском буддизме используется понятие «естественной нирваны» или пустоты (шуньята). Лонгчен Рабджам связал нирвану с ригпой (состоянием Изначального будды Самантабхадры).
Чем нирвана отличается от рая?
По поводу того, как именно надо понимать нирвану, среди буддологов и приверженцев буддизма всегда велись и продолжают вестись споры. В брахманизме и индуизме нирвана — слияние с Брахмо.
1 Нирвана в буддизме
1.1 Общие понятия
1.2 Нирвана и сансара
2 Нирвана в индуизме
3 Нирвана в джайнизме
Нирвана в буддизме
Согласно учению Будды, несмотря на страдание, пронизывающее все уровни сансарического существования, существует состояние, в котором страдания больше нет, и это состояние достижимо. Это и есть состояние нирваны. Переживание состояния нирваны в буддизме часто обозначается понятием амата, абсолютного духовного достижения, таковости, разрушающей причинно-следственную связь кармического существования.
Сутта-питака характеризует нирвану как «освобождённый разум (читта), не имеющий более привязанностей». Разум более не идентифицируется с феноменами бытия, он становится непреходящим, вечным, тем самым становясь освобождённым. Нирвана обозначает собой окончание незнания (авидьи), погружающего разум в бесконечную череду перерождений, зависимого существования (сансару). В строгом смысле нирвана не является каким-либо местом или состоянием, это — постижение безусловной истины.
Нагарджуна в своём трактате «Ратна-авали раджа-парикатха» («Драгоценные строфы наставления царю») говорит:
Неверно, что нирвана есть небытие.
Но разве [можно представить] её бытие?
Прекращение раздумий о бытии и небытии
Называется нирваной. [3]
Е. А. Торчинов описывает буддийское понимание нирваны следующим образом:
«Как правило, буддийские тексты не содержат позитивного описания нирваны. Более того, вопрос о природе и характеристиках нирваны относился к тем, в ответ на которые Будда хранил „благородное молчание“: состояние нирваны принципиально выходит за пределы области эмпирического знания и соответствующего ей языка описания.
Что такое Сансара? Что такое Нирвана? Уйти в Нирвану, выйти из Сансары в Буддизме. Основы Буддизма
Поэтому лучшим определением нирваны может быть или молчание, или отрицательное определение (типа „не то, не то“), или перечисление того, чем нирвана не является. В целом же можно сказать, что нирвана в буддизме — некая принципиально отличная от эмпирической форма внеличностного бытия. Следует отметить, что, согласно абхидхармистской философии, нирвана является одной из асанскрита дхарм, то есть потенциально присутствующим (но не актуализирующимся в профаническом состоянии, не „являющимся“) в сознании каждого живого существа элементарным психическим состоянием. Именно из этой теории ведут свое происхождение позднебуддийские концепции о наделенности всех живых существ природой будды или о присутствии в каждом живом существе „зародыша“ состояния будды (татхагатагарбха)».
Источник: studfile.net
НИРВАНА
НИРВАНА (пали , санскр. – «затухание», «угасание», «иссякание», «успокоение»), согласно всем школам буддизма, конечная цель человеческого существования, осуществление которой равнозначно радикальному и окончательному уничтожению страдания (духкха), исчерпанности притоков аффектированного сознания (доши), прекращению трансмиграции (сансара) и действия механизмов «закона кармы». Нирвана, которая осуществима еще при жизни адепта после его «просветления», завершается конечной нирваной после распада его последнего тела – паринирваной.
Также по теме:
БУДДА И БУДДИЗМ
Пример как отрицательных, так и положительных характеристик нирваны дает известнейший постканонический текст Вопросы Милинды (Милиндапаньха). В ответ на просьбу греческого царя Милинды (Менандра) описать нирвану буддийский мудрец Нагасена сообщает, что она ни с чем не сопоставима и потому принципиально неописуема.
Милинда недоумевает, почему этого нельзя сделать, если она существует, и Нагасена приводит аналогии с другими существующими, но неописуемыми вещами: с количеством воды и живых организмов в существующем океане, а также с обликом, возрастом или размерами существующих без-образных богов. Нирвану можно только уподобить по некоторым ее признакам (не по сущности) ряду известных феноменов.
У нее есть одно сходство с лотосом – она незапятнанна; два – с водой, она остужает лихорадку (аффектов) и утоляет жажду (желаний); три – с противоядием, она спасительна для терзаемых ядом (страстей), прекращает болезни (страдания), является нектаром бессмертия; четыре – с океаном, в ней не заводится падаль (привязанностей), она велика и безбрежна, вмещает великие существа («совершенных»), расцвечена множеством цветов (знания и «освобождения»); пять – с пищей, она продлевает век живых существ, придает им силы, создает им облик, угашает муки голода (активность аффектов), избавляет от изнеможения в страданиях); десять – с пространством, она не рождается, не стареет, не умирает, не приходит, не возникает, ею нельзя овладеть, она недоступна для воров, не имеет «опоры» или преграды и бесконечна. В ответ на существенно важный вопрос Милинды – «осуществляют» ли нирвану как уже сущую или «порождают» как не-сущую – Нагасена склоняется к первому: нирвана существует объективно как покойная, счастливая и возвышенная, но «истинно делающий» реализует ее своей мудростью и практикой, следуя наставлениям Будды и других «знатоков».
Его состояние подобно ощущениям того, кто избавился от огня, освободился от кучи трупов, очистился от болотной грязи и тины. Хотя нет места, в котором «расположена» нирвана, есть «места» ее осуществления. Таковыми являются нравственное поведение (шила) и внимание (сати). Нирвана осуществима везде – как в различных регионах «страны ариев», так и у греков, иранцев или китайцев и др.
Также по теме:
Схоласты классического буддизма – абхидхармисты – внесли существенное уточнение в определение нирваны как сущего. В своих списках дхарм (которых насчитывалось в среднем 75) они оставили три «клеточки» для тех элементов бытия, которые, в отличие от остальных, не являются причинно-обусловленными.
Одна из этих «клеточек» была заполнена пространством, две другие – подавлением проявления дхарм через понимание (пратисамкхьяниродха) и тем же подавлением, осуществляемым иным путем (апратисамкхьяниродха), которое вновь уподоблялось угасанию огня после сгорания топлива. Эти две последние дхармы приблизительно соответствовали способам достижения нирваны, а их включение в список дхарм означал, что она получает не только онтологический, но и прагматический статус.
А именно, ее можно сравнить (пользуясь методом наглядных аналогий того же Нагасены) с некоторыми станциями, которые может достичь или не достичь поезд «практикующего» буддийского монаха: если он на них попадает, то обрел конец пути, если же не доезжает или «промахивается», то ему придется возобновить опыт в будущем рождении. Абхидхармисты различали две стадии самой нирваны: «нирвана с остатком» и «нирвана без остатка». На первой стадии у «практикующего» еще сохраняются плоды накопленных в прошлом кармических семян (к примеру, он может испытывать телесную боль), на второй они уже ликвидируются вместе с телом. Это различение нирваны при жизни и после смерти соответствовало различию нирваны и паринирваны.
Если в классическом буддизме нирвана рассматривалась как отдаленный берег, которого можно достичь, только преодолев океан сансары, то махаянисты решили избавиться от этого трудоемкого и небезопасного плавания, предложив считать, что каждый уже находится на этом берегу, но из-за неведения этого не сознает. Знаменитая 25-я глава базового текста мадхьямики Мулямадхьямика-карики Нагарджуны (2–3 вв.) уточняет традиционное учение о неопределимости нирваны, которая не достижима, не уничтожима, не вечна, не исчезает и не создается. Пользуясь древним диалектическим методом «антитетралеммы», Нагарджуна говорит: 1) она не есть сущее, ибо все сущее должно быть подвержено разложению и разрушению, произведено причинами и лишено собственной природы (нихсвабхава); 2) не есть и не-сущее, ибо «не-сущее» предполагает «сущее» и, кроме того, не может быть чем-то «независимым»; 3) если она и то и другое вместе, то она должна содержать взаимоисключающие характеристики (наподобие света и тьмы) и не может быть необусловленной; 4) если же нирвана ни то, ни другое, то никто не сможет принять всерьез учение о ней. Ввиду самой своей принципиальной неопределимости, нирвана не отличается от сансары, и границы их на самом деле совпадают. Понятия нирваны и сансары взаимосоотносительны, как понятия правого и левого, и это доказывает их относительность; реальность принадлежит великой «пустотности» (шуньята), которая становится Абсолютом махаянистов, однако нирвана – уже не как понятие, но как реальность, тождественная истине (таттва), – является его синонимом, будучи безначальной, бесконечной, идентичной подлинной природе вещей.
Влияние индуистских представлений здесь очевидно, но еще более оно различимо в текстах другой школы махаянистов – виджнянавады-йогачары. Источником как сансары, так и нирваны является наше сознание, и задача в том, чтобы выявить в нем истинное «нирваническое ядро», сокрытое иллюзиями. Это ядро характеризуется как «эмбрион Татхагаты» (татхагатагарбха), как «сокровищница сознания» (алаявиджняна), и задача в том, чтобы его «освободить». Стратегии освобождения подчинена буддийская йога. Согласно Ланкаватара-сутре (3–4 вв.), сансара и нирвана соотносятся как воображаемый мир и его субстрат – проецирующее его сознание, а потому между ними нет реального различия.
Практические следствия данного взгляда весьма значительны. Если нирвана не «вырабатывается» и даже не «осуществляется», но только «узнается» и составляет единство с сансарой, то ее может достичь не только монах, но и человек, живущий в мире.
С другой стороны, пробуждение сознания, необходимое для осознания себя в нирване, может быть облегчено вмешательством самих «представителей Абсолюта» в ход жизни всех существ. В Саддхармапундарике обожествленный Будда заверяет, что погрузился в паринирвану, оказывается, лишь видимым образом, не оставив на деле мир, но постоянно возвращаясь в него. Его примеру следуют те, кто избрал путь бодхисаттвы, уже достиг нирваны (которая есть дело сознания), но остается в мире сансары по альтруистическим мотивам – чтобы оказывать помощь другим живым существам. Их нирвана – динамичная, и они откладывают свое вхождение в «неподвижную» паринирвану. Но этим их услуги человечеству и всему миру не ограничиваются, так как они могут еще передавать свою накопленную за много рождений заслугу (пунья) любым живым существам и, конечно, тем, кто стремится к достижению нирваны.
Источник: www.krugosvet.ru
«Я — это Ты, а Ты — это я»: есть ли нирвана в иудаизме, христианстве и исламе — и как туда попасть
В стихотворении из романа «Жизнь насекомых» Виктора Пелевина есть такие слова: «Не оберешься бед, если в КГБ поймут, что ты круг ослепительно яркого света, кроме которого во Вселенной ничего никогда не было и нет». Эти строки похожи на наставление для советского психонавта, но могут служить и кратким описанием мистического опыта.
Сегодня такой опыт у нас ассоциируется в первую очередь с буддийской медитацией, которая стала стандартом духовного искания среднестатистического миллениала. Ее практикуют студенты и домохозяйки, топ-менеджеры и фрилансеры, фанаты научной картины мира, которых нейронаука убеждает в пользе этой практики для когнитивных способностей или при избавлении от аддикций, и нью-эйджеры, посещающие ретриты в надежде «сигануть в нирвану».
Интерес к духовности индо-буддийского региона сначала возник в среде европейской аристократии в XIX веке, а с середины XX века — с распространением идеологии нью-эйдж и соответствующего рынка «духовных услуг» — постепенно стал массовым на Западе.
Нью-эйдж говорит нам о возможности универсального трансперсонального переживания — выхода за пределы собственной личности и проникновения в высшую безличную реальность.
Для этого предлагаются синкретические, часто искаженные или придуманные заново формы верований и практик.
Пока же мы можем судить об этом пути только по оставленным описаниям. А здесь многое определяется языком этого описания, который, в свою очередь, часто является языком соответствующей религиозной доктрины. Синхронизация личного опыта с доктриной, с одной стороны, могла быть гарантией сохранения мистиком или целым религиозным направлением легитимного статуса. С другой стороны, усвоенные культурные паттерны могли вполне естественным образом становиться частью мистического опыта и его интерпретации. Так, некоторые восточнохристианские мистики свидетельствуют, что в процессе умного делания им открывался внутренний смысл догмата о Троице, который, разумеется, не становился объектом медитации у представителей других традиций.
В современной гуманитарной науке принято подчеркивать, что нет никакой универсальной «мистической религии», что нельзя отождествлять мистицизм с пантеизмом и что каждый отдельный мистик был верным сыном своей традиции. Но за различиями и в самих практиках, и в их концептуализации отчетливо видны черты сходства.
Все религиозные психотехники придуманы для того, чтобы соединить человека с Абсолютом, так как в обычном своем состоянии человек туда попасть не может. То ли из-за забвения истинной реальности и плененности иллюзией, то ли из-за грехопадения, но в любом случае между ними пропасть.
Для религий откровения искомое состояние — это всегда результат соединения или синхронизации двух воль — человека и Бога, который как бы делает последний шаг навстречу. Совпадут ли они до полного слияния — вопрос всегда дискуссионный, — не для тех, кто занимается мистической практикой, но скорее для тех, кто ее изучает по оставленным неоднозначным свидетельствам.
Концепту нирваны (что на санскрите означает «прекращение, уничтожение, угасание») в суфийском богопознании условно соответствует состояние фана — «самоуничтожения», полного растворения индивидуальности, «ухода в Бога». Известный представитель «опьяненного» суфизма Абу Язид аль-Бистами говорит по этому поводу: «Я есть Я, и нет Бога, кроме Меня». А еще: «Ты — это я, а я — это Ты».
Как пишет российский востоковед А. В. Смирнов в книге «Великий шейх суфизма», речь не идет о слиянии с недифференцированной реальностью, скорее человек, предающийся интуитивно-созерцательному познанию, «превращается в „око“ Бога, которым Тот созерцает Себя через мистика, остающегося (онтологически) нетождественным Богу».
В исламоведении когда-то существовала точка зрения, что концепция «суфийской нирваны» заимствована из индуистской традиции адвайта-веданты и буддизма. Сейчас такая точка зрения считается маргинальной.
Великое Ничто
Для мистика, независимо от традиции, Бог или высшая реальность всегда принципиально неопределимы, а любые попытки с помощью слов передать неизреченное провальны.
Один из парадоксов мистического опыта состоит в том, что бог, являющийся неоплатонической абсолютной полнотой Единого и источником всего сущего, в конечном итоге в самых глубинах своих оборачивается «великим Ничем», «ни тем, ни тем» древнеиндийских трактатов Упанишад, «безосновным оком вечности», по выражению русского религиозного философа Николая Бердяева.
В Палийском каноне, одном из главных сводов буддийских текстов, отсутствует какое-либо позитивное описание нирваны. В ответ на вопрос о ней Будда, как известно, хранил «благородное молчание». Будда также использует метафору потухшего огня: как потухший огонь нельзя описать как «ушедший куда-либо», так и достигшего нирваны нельзя описать в рамках позитивных утверждений.
Другая метафора — глубокий океан — приводится где-то рядом, чтобы показать, что парадоксальным образом подразумевается не полное небытие, а скорее полнота бытия.
Троичный христианский Бог возникает из «Вечного Ничто», считал немецкий мистик XVI века Якоб Беме: «Величайшее сокровище для души — это перейти от Чего-то к тому Ничто, из которого могут родиться все вещи».
Представитель «опьяненного» суфизма Абy Язид аль-Бистами говорил: «Я пристально посмотрел на Него взором истины и сказал: „Кто это?“ Он ответил: «Это не Я и не не-Я. Нет Бога, кроме Меня».
Любимой метафорой каббалистов XV века было выражение «глубины Ничто», содержащее в себе идею сокрытого Бога, который остается вечно непостижимым. Но это Ничто, из которого произошло всё, по словам Давида бен Авраама га-Лавана, каббалиста XIV века, бесконечно реальнее любой реальности. А с последним утверждением согласился бы и Будда Гаутама.
Йога во имя Единого Бога
Методы, которые должны доставить мистика в эту конечную реальность или хотя бы позволить созерцать ее, удивительно похожи.
Во-первых, аскеза. Нужно в первую очередь отказаться от реальности иллюзорной, содержащей множество отвлечений. Для этого естественные потребности удовлетворяются ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы о них забыть.
Ранние суфии практиковали зухд — отказ от земного мира иллюзий и тлена, к которому принадлежат и человеческое эго с его и страстями, и практики самоконтроля, которые сравнивали с дрессировкой. Аскетичный образ жизни христиан и их приверженность труду общеизвестны. Каббалистическое древо жизни — Эц Хаим — показывает путь аскезы как прямой путь к Богу. Самая известная каббалистическая книга «Зогар» (или «Книга Сияния») приводит описания созерцательной жизни отшельников и мистиков в пустыне. Правда, еврейская мистика, в отличие от других традиций, делала исключение в аскезе для половых отношений, так как видела в них символическое выражение сакрального брака Царя и Шхины — божественной славы (или божественного присутствия).
Помимо аскетической отрешенности и психической самодисциплины (в том числе через практику молчания), от мистика требуется совершенная уравновешенность, напоминающая атараксию киников и стоиков, равнодушие к «хвале и клевете», совершенный альтруизм и способность к совершенной же концентрации, которая достигалась созерцанием, с помощью ритмических дыхания или телодвижений, повторения молитвы или имени Бога — до тех пор, пока ум не достигнет однонаправленности (называемой в буддизме самади).
Исихасты достигали сосредоточения повторением Иисусовой молитвы («Господи, Иисусе Христе, помилуй мя»), а также использовали специальные позы (рекомендовались максимально неудобные и даже болезненные), задержки дыхания, визуализации, сосредоточение на разных участках тела, особенно любили сердце и «пуп» как средоточие жизни.
Псевдосимеон так рекомендовал достигать предельной концентрации: «С какой бы стороны ни возник и ни показался какой-либо помысл, прежде, чем войдет он внутрь и помыслится, или вообразится, ум тотчас прогонит его оттуда и уничтожит именем Иисусовым».
«Так как y тех, кои недавно вступили в подвиг сей, ум и будучи собираем внутрь, часто отскакивает вовне, а им должно также часто тотчас опять возвращать его внутрь… пока, с Божиею помощию, через навыкновение в сем, приучив ум не отходить на окружающее… сделать его сильным к сосредоточению на едином», — такую медитацию рекомендовал Григорий Палама в труде «О священно-безмолвствующих».
Ключевым органом мистического опыта в религиях откровения всегда становится сердце — вместилище человеческих помыслов в библейской анатомии. В традиции каббалиста Абулафии рекомендуется достигнуть ощущения тепла в нем. Зикр сердца в суфизме подразумевает созерцание начертанного в глубине сердца имени Бога. «Низведение» ума в сердце — обязательное требование исихастской практики.
Для мистика важно правильное соединение однонаправленного интуитивно-созерцательного (не рационального) бодрствующего ума (или, что то же самое, сознания) и сердца — метафорически источника любви и физиологически источника жизни. Бодрствующий бдительный ум и живое любящее сердце — это максимальное уподобление божественным атрибутам, которого может достичь человек.
Нетварный свет
Если мистический опыт удался, то практик, скорее всего, наблюдает фотизмы — субъективные световые явления. Свет как символ высшей реальности или Бога и указание на приближение к ним является универсальным религиозным клише. В мире людей свет присутствует только в надлежащем образом очищенном сознании мистика.
В тантрическом буддизме существует представление, что каждый умерший в определенный момент переживает пробуждение и созерцает ясный свет. Закрепление этого переживания (что, согласно традиции, почти никому не удается) означает обретение состояния Будды и выход из сансары. Поэтому йогин стремится еще при жизни войти в состояние самади и попытаться в нем обрести пробуждение.
Согласно Палийскому канону, Будда называет «свет, который поднимается, и славу, которая блистает», знаком, предвещающим явление Брахмы.
Философ и религиовед Мирча Элиаде приводит в книге «Опыты мистического света» ссылку на китайскую сутру, где говорится, что благодаря практике созерцания и отсутствию всякого нечистого желания боги (дэвы) достигают вида самади, известного под именем «вспышки огня», и их тела становятся более блистательными, чем Солнце и Луна.
Для авраамических религий такой опыт отождествляется с озарением, которое приходит свыше, последний шаг навстречу всё равно делает Бог. Один из аятов Корана говорит: «Аллах — свет небес и земли. Его свет — точно ниша; в ней светильник; светильник в стекле; стекло — точно жемчужная звезда. Зажигается он от дерева благословенного — маслины, ни восточной, ни западной.
Масло ее готово воспламениться, хотя бы его и не коснулся огонь. Свет на свете!» Высшая степень зикра сопровождается опытом мистического света — «нисходящих» и «восходящих» огней.
Может быть интересно
«Бог есть свет и нет в нем никакой тьмы», — говорит Евангелие от Иоанна. Исихасты считают свет, созерцаемый в процессе Иисусовой молитвы, Фаворским светом, который осветил Иисуса Христа во время Преображения (которое, кстати, имеет иудейские корни и связано с учением о Шхине). Появление этого света — главный момент умного делания.
Свет в каббале непосредственно связан с понятием Шхины. Ее созерцание ощущается как высшее наслаждение. Искры Шхины, или искры святости, рассеяны по всем мирам, и их освобождением и вознесением должен заниматься мистик. Последняя ступень каббалистической мистической лестницы — стадия пророчества, когда мистик сознательно воспринимает мир Божественного света.
Мирча Элиаде на примере индийской традиции примерно так резюмирует эти феномены универсального мистического познания: Вселенная рождается и развивается подобно испусканию света, наиболее адекватное проявление божества происходит посредством света. Те, кто поднялись на высокую ступень духовности, сами становятся способны испускать свет и быть им.
Источник: knife.media