Митрофаны не изменились.
Как и во времена Фонвизина, они не хотят знать арифметики, потому что приход и расход сосчитает за них приказчик; они презирают географию, потому что кучер довезет их куда будет приказано; они небрегут историей, потому что старая нянька всякие истории на сон грядущий расскажет. Одно право они упорно отстаивают — это право обуздывать, право свободно простирать руками вперед.
Митрофан на все способен, потому что на все готов.
Он специалист по части гражданского судопроизводства, потому что занимал деньги и не отдавал оных.
Он специалист по части уголовного судопроизводства, потому что давал затрещины и получал оные.
Он специалист по части администрации, потому что знает такие ругательства, которые могут в одно мгновение опалить человека.
Он специалист по части финансов, потому что все трактиры были свидетелями его финансовых операций.
Он медик, потому что страдал секретными болезнями.
Он акушер, потому что видал нагих женщин.
Они говорят что просто политики. #Господи, у нас есть люди на улице, и им нечего есть.
.
Все это какой-то безобразный мираж, способный поселить в душе не то отчаяние, не то презрение ко всему: к жизни, к себе самому.
Это ходячий кошмар, который прокрадывается во все закоулки жизни и умеет до такой степени прочно внедриться всюду, что, несмотря на свою безазбучность, успевает сделаться необходимым человеком и подлинным мужем совета.
И все благодаря лишь тому, что простота задач продолжает привлекать все сердца.
Нам все еще чудится, что надо нечто разорить, чему-то положить предел, что-то стереть с лица земли. Не полезное что-нибудь сделать, а именно только разорить. Ежели признаться по совести, то это собственно мы и разумеем, говоря о процессе созидания. Наши так называемые консерваторы суть расточители по преимуществу.
Вселенная кажется им наполненною скоровоспламеняющимися элементами, состоящими из козней, крамол и измены. Со всем этим надо, конечно, покончить.
Но к кому же обратиться? Кто возьмет на себя трудное обязательство сражаться против козней некознедействующих и крамол некрамольствующих?
Кто, кроме Митрофана, этого вечно талантливого и вечно готового человека, для которого не существует даже объекта движения и исполнительности, а существует только самое движение и самая исполнительность?
Налетел, нагрянул, ушиб — а что ушиб? — он даже не интересуется и узнавать об этом.
Времена усложняются.
С каждым годом борьба с жизнью делается труднее для эмпириков и невежд.
Но Митрофаны не унывают.
Они продолжают думать, что карьера их только что началась и что вселенная есть не что иное, как выморочное пространство, которое им еще долго придется наполнять своими подвигами.
Каким образом могли зародиться все эти смелые надежды? где их отправный пункт?
Увы! уследить за этим не только трудно, но даже совсем невозможно.
Митрофан плохой теоретик;
он не любит ни анализировать, ни обобщать и упорнее всего отворачивается от самого себя. Если б вчерашний день был в свежей памяти, он, быть может, стоял бы укором или, по малой мере, поучением.
Джон Кехо. Как себя вести с теми кто вас раздражает.
Но так как вчерашнего дня нет, так как последовавшая за ним ночь принесла за собой хмельное забвение всего прошлого, то нет места ни для поучений, ни для укоров.
Для Митрофана не существует ни опыта, ни предания, ни возможности делать какие-либо умозаключения, потому что всякая настоящая минута его жизни без остатка вытесняется следующею минутою. Его наглость не есть наглость, легкомыслие не есть легкомыслие.
Это сейчас родившийся, и притом совершенно порожний, человек, об которого, как о каменную скалу, разбивается принцип вменяемости.
Его действия можно было бы сравнить с проявлением стихийной силы, но даже и это сравнение оказывается неуместным, потому что задача стихии — бессознательное разрушение рядом с бессознательным творчеством, а задача Митрофана — одно бессознательное разрушение!
Вот почему до сих пор не существует ни одной сколько-нибудь ясной теории митрофанства, которая могла бы оправдать его существование и указать на перспективы, ожидающие это явление в будущем.
В XVIII веке Митрофан впервые выступил на дорогу деятельности во всем блеске своей талантливости.
В эту достопамятную эпоху со всех сторон сыпались на него стрелы просвещения, и он с какою-то ребяческою отвагой подставлял им свое рыхлое тело.
Но в действительности он облюбовал только одну из них, а именно ту, которая называется табелью о рангах, и в ней замкнул весь смысл своего существования.
Все, что стояло рядом с этой табелью, все математики, химии, механики, фортификации и проч., о насаждении которых, с жезлом в руках, хлопотал Петр Великий, — все это только внешним образом окатило Митрофана, оставив в его теле лишь легкий озноб.
Но табель о рангах внедрилась, вошла в плоть и кровь.
С этою табелью в руках, хмельной от приливов талантливости, он рыскал по долам и горам, внося в самые глухие закоулки смелую проповедь о чиноначалии и заражая самые убогие хижины своею просветительною деятельностью.
Перед немеркнущим блеском табели о рангах тускло, почти презренно светились прочие вопросы жизни, то есть все то, что составляет действительную силу страны.
Жизнь остановилась, охваченная со всех сторон безнадежнейшим эмпиризмом; источники воочию иссякали под игом расточительности и хищничества; стихии бесконтрольно господствовали над трудом и жизнью человека, а Митрофан ничего не замечал, ни перед чем не останавливался и упорно отстаивал убеждение, что табель о рангах даст все: и славу, и богатство, и решительный голос в деле устройства судеб человечества.
Мнения, что Запад разлагается, что та или другая раса обветшала и сделалась неспособною для пользования свободой, что западная наука поражена бесплодием, что общественные и политические формы Запада представляют бесконечную цепь лжей, в которой одна ложь исчезает, чтоб дать место другой, — вот мнения, наиболее любезные Митрофану.
И все потому только, что он смешал цивилизацию с табелью о рангах.
. он знает немало анекдотов из истории просветительной деятельности XVIII века и, заручившись ими, считает себя уже совершенно свободным от церемонных отношений к цивилизации вообще.
Заговорите с Митрофаном о каких угодно открытиях или порядках, которых польза ясна и несомненна даже для неразвитого человека, — он оскалит зубы и, вместо опровержения, ушибет вас таким анекдотом из «Русского архива», что вам сделается неловко.
Напрасно вы будете доказывать, что просветительная деятельность, на которую он ссылается, не есть просветительная деятельность, а пародия на нее; что он же, Митрофан, должен быть обвинен в том, что из всех плодов западной цивилизации успел вкусить только от самого гнилого и притом давно брошенного под стол, — он ответит на ваши доказательства другим анекдотом, еще более пахучим, и будет действовать таким образом до тех пор, пока вы не убедитесь в совершенном бессилии каких бы то ни было доказательств перед силою анекдота и уподобления.
Но ежели нет ясных фактов (нельзя же принимать за факт одну голую готовность), на основании которых можно было бы создать теорию митрофанства, то есть упования и прозрения.
Известно, что ничто так не окриляет фантазию, как отсутствие фактов.
Нет фактов, — значит, есть пустое пространство, не ограниченное никакими межевыми признаками, которое можно населить какими угодно привидениями.
Поэтому, как только Митрофан вступает на почву упований, он делается смел до дерзости, необуздан до самозабвения.
Он говорит, — и с восхищением слушает самого себя; и чем больше говорит, тем больше чувствует потребность говорить, — говорить без конца.
И всегда для своих разговоров выберет тезис самый неожиданный и самый блестящий: либо пятую стихию, либо новое слово.
«Будет носить чужое заношенное белье, — скажет он, — пора произнести и свое собственное, новое слово».
И, конечно, надежду на произнесение этого нового слова возложит на самого себя.
Что носить чужое заношенное белье не лестно — это истина для всех непререкаемая.
Но Митрофан упускает из вида, что он носил это заношенное белье добровольно, не замечая, что оно давно уже брошено за негодностью, и радуясь только тому, что оно досталось ему с барского плеча.
Кто ж виноват в существовании такого настроения?
Тайна этой переимчивости задним числом опять-таки объясняется слишком большою талантливостью Митрофана.
Ему некогда следить за быстро сменяющимися явлениями жизни, потому что он, уловивши одну какую-нибудь крупицу, уже не может отвязаться от нее,
не натешившись всласть, не выжавши из нее сока, не доведя факта до абсурда.
«Сколько лет мы носим фраки, сколько крови из-за одной бороды пролито, а все толку нет!» — говорит он и принимает твердое намерение навсегда отвернуться от затей разлагающегося Запада, которые, на его взгляд, до того уже тощи, что и натешиться-то ими вдоволь нельзя.
Никто, конечно, не спорит, что политические и общественные формы, выработанные Западной Европой, далеко не совершенны.
Но здесь важна не та или другая степень несовершенства, а то, что Европа не примирилась с этим несовершенством, не покончила с процессом создания и не сложила рук, в чаянии, что счастие само свалится когда-нибудь с неба.
Митрофан же смотрит на это дело совершенно иначе.
Заявляя о неудовлетворительности упомянутых форм, и в особенности напирая на то, что у нас они (являясь в виде заношенного чужого белья) всегда претерпевали полнейшее фиаско, он в то же время завиняет и самый процесс творчества, называет его бесплодным метанием из угла в угол, анархией, бунтом.
По обыкновению, больше всего достается тут Франции, которая, как известно, выдумала две вещи: ширину взглядов и канкан.
Из того числа: канкан принят Митрофаном с благодарностью, а от ширины взглядов он отплевывается и доднесь со всею страстностью своей восприимчивой натуры.
Митрофан ничего этого не знает и не хочет знать.
Он живет в век открытий и изобретений и думает, что между ними и тою или другою формою жизни нет ничего общего.
В его глазах передвигаются центры человеческой индустрии, в его глазах материальные и умственные богатства перемещаются из одних рук в другие, а он продолжает думать, что все это не более как случайность и спешит заткнуть ту или другую дыру и сделать некоторые ничтожные поправки в обветшавшем здании табели о рангах.
Да, — только в табели о рангах, ибо как ни глумится над ней Митрофан под веселую руку, а она все-таки и доднесь составляет единственный обрывок цивилизации, действительно дорогой его сердцу.
Источник: hojja-nusreddin.livejournal.com
Я полагаю, что некоторая толика наглости есть у. Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Я полагаю, что некоторая толика наглости есть у каждого и накладывает отпечаток на личность человека, на его склонности и его мировоззрение. В ком-то это запрятано очень глубоко. Так глубоко, что мы даже не догадываемся где, пока однажды во мраке ночи истина не откроется нам с хорошей затрещиной.
- наглость
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Издержки хорошего воспитания
Другие цитаты по теме
— Алло!
— Ну?
— Что ну?
— Это кто говорит?
— Я.
- разговор, беседа
- смешные цитаты
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Ночь нежна
Тому, кто обладает гениальностью, талантом, образованием и тому подобными качествами, порой пригодилась бы еще и наглость. Но тому, кто имеет наглость, вышеперечисленные мелочи ни к чему.
- ироничные цитаты
- наглость
- Станислав Ежи Лец
- Станислав Ежи Лец. Непричёсанные мысли
Я не хочу ворошить этого. Было и прошло, но, уходя, захватило кое-что с собой.
- грустные цитаты
- прошлое
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Прекрасные и проклятые
Всё это, вплоть до совсем уже дико промотанных денег, отдано было как мзда судьбе, чтобы не вспоминать главное, о чем только и стоило помнить, о чем теперь он будет помнить всегда — что у него забрали ребенка, что его жена скрылась от него на Вермонтском клабище.
- воспоминания
- семья
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Опять Вавилон
Думаю, что на каждого солдата, открывшего для себя бога, приходится четыре, которые открыли Париж.
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. По эту сторону рая
- Эмори Блейн
Мне чудилось, что за надменной, скучающей миной скрывается что-то — ведь все напускное чему-то служит прикрытием, и рано или поздно истина узнается.
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Великий Гэтсби
И во всей повадке наглый вызов, словно он готов сбить с ног всякого, кто посмотрит на него неодобрительно, — быть может, потому, что в душе он и сам себя не одобрял.
- Дэвид Герберт Лоуренс
- Дэвид Герберт Лоуренс. Сыновья и любовники
- жизненные цитаты
- наглость
- характер
. и снова стать самым узким из всех специалистов — так называемым человеком широкого кругозора.
- жизненные цитаты
- Ник Каррауэй
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Великий Гэтсби
Красавицы девятнадцати и двадцати девяти лет одинаково уверены в собственной силе, тогда как в десятилетие, разделяющее эти два возраста, требовательность женского естества мешает женщине ощущать себя центром вселенной. Дерзкая уверенность девятнадцатилетних сродни петушиному задору кадет; двадцатидевятилетние в этом смысле скорей напоминают боксеров после выигранного боя.
Но если девчонка девятнадцати лет попросту избалована переизбытком внимания, женщина двадцати девяти черпает свою уверенность из источников, более утончённых. Томимая желанием, она умело выбирает аперитивы; удовлетворённая, смакует, точно деликатес, сознание своей власти. К счастью, ни в том, ни в другом случае она не задумывается о будущих годах, когда её внутреннее чутьё всё чаще станет мутиться тревогой, страшно будет останавливаться и страшно идти вперёд. Но девятнадцать и двадцать девять — это лестничные площадки, где можно спокойно повременить, не ожидая опасности ни снизу, ни сверху.
- возраст
- женщины
- жизненные цитаты
- красота
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Ночь нежна
. Я привыкла смотреть на критику как на восхищение, смешанное с завистью.
- критика
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд
- Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Прекрасные и проклятые
Источник: citatu.ru
Цитаты Константина Хабенского, полные мудрости и самоиронии
ЗВЕЗДЫ
Автор Диана Ибрагимова На чтение 2 мин Просмотров 5.7к. Опубликовано 18 марта, 2020
1. Жизнь — это путь. У кого-то это путь до булочной и обратно, у кого-то — кругосветное путешествие.
2. Хочется — вперед и вверх. А предлагают, как правило, побегать на месте.
3. Причины внутри нас, снаружи только оправдания.
4. Из тысячи тех, кто говорит красиво, я выберу того, кто молча делает дела.
5. Кому-то не хватает одной женщины, и он переключается на пятую, десятую. А другому не хватает жизни, чтобы любить одну-единственную.
6. Когда друзья рассказывают вам о своих проблемах, они не жалуются, они просто вам доверяют.
7. Жизнь — как фортепиано. Белые клавиши — это любовь и счастье. Черные — горе и печаль. Чтобы услышать настоящую музыку жизни, мы должны коснуться и тех, и других.
8. Мудрости не учишься у других, к ней приходишь сам, вставая на ноги после каждого нового удара судьбы.
9. Никогда не обольщайся хорошему отношению, тебе найдут замену с такой скоростью, как будто тебя никогда и не было.
10. У человека нет возможности всем делать добро, но у него есть возможность никому не причинять зла.
11. Не судите чужого прошлого – вы не знаете своего будущего.
12. Людям не всегда нужны советы. Иногда им нужна рука, которая поддержит. Ухо, которое выслушает и сердце, которое поймет.
13. Всё самое дорогое в жизни — рядом. Главное, вовремя понять, что это — самое дорогое.
14. А ведь влюбляются не в красоту… Влюбляются в смех, вечно вьющиеся волосы, ямочки на щеках, родинку над губой или даже шрамик над бровью. А в красоту — нет. Красоту просто хотят…
15. У каждого человека внутри существует предел. Предел чувств. Предел боли. Предел слез.
Предел ненависти. Предел прощения.
Поэтому люди иногда, могут долго терпеть. Долго молчать. Долго делать выводы. А потом в один миг взять и уйти, без слов и объяснений.
16. Не говорите, что мужчина бабник! Если бы он был однолюб, то до вас бы очередь не дошла
17. Самый страшный враг — это наше сомнение. Из-за него мы теряем то, что могли бы получить, но даже не попробовали.
18. Ты не ошибаешься, считая человека хорошим. Это он ошибается, поступая плохо.
19. Живите в центре своей жизни, а не на обочине чужой…
20. Берегите в себе человека.
Поделись этой интересной статьей с друзьями, пусть они тоже будут в курсе
Источник: propositive.ru