Сегодня вышла из бани и пришла мысль, а почему бы не написать о бани. Вернее о традициях, которые ранее были в деревнях и которые остались по сей день.
Сразу вспомнилась деревня далёкая с Кваркенского района, где каждую субботу топили баню. А вот после бани были свои традиции посиделок. При чём, в каждой семьё некие свои устои.
У меня по тем временам обе мои бабушки жили в деревни. И когда мы ходили в банб к бабушке по отцовой линии. Начиналось со встречи с родственниками. Все приходили в баню и дети и взрослые. В этот день бабушка пекла хлеб.
Топили баню исключительно берёзовыми дровами. Всегда в бане пахло смолой и берёзовыми листьями. Парились почти все. Просторная баня, просторный предбанник, в который в зимнее время, ставили свободные пчелиные ульи.
После бани выбегали во двор, вдыхали свежий воздух и бегом в дом пить чай с вареньем из садовой виктории и с плюшками со сметанной. Не забываемые воспоминания.
У второй бабушке по маниной линии. К бани готовились все. Кто самовар ставил, кто воду таскал. Все были при делах. А бабушка жарила картошку.
ВТРОЕМ В БАНЕ. Любовные истории.
Вот всегда после бани, у неё было две большие сковороды жаренной картохи.
Здесь после бани так же собирались большой семьёй. Детей по маминой линии много и орда большая собиралась. В бани обменивались страшилками, что если мыло попадёт в глаза, оно там станет куском мыла. И то что под полками сидят кикиморы. Часто сами себя напугав вылетали с визгами в предбанник, где дружно от родителей получали звездюлей.
После шли за большой стол, где ждала жаренная картошка и чай с мёдом и клубничным вареньем (с лесной ягоды).
Прошло много лет. Нет уже бабушек. Не ездим в Кваркенский район в баню.
Теперь все в городах довольствуемся ванной. Сейчас бани в городах на дачах. И знаете, спустя много лет, традиция ставить после бани самовар — осталась до сих пор.
После бани, все идём за стол пить чай с плюшками и сладостями.
Источник: dzen.ru
Как мы в баню ходили
У меня есть двоюродная бабушка. Ее зовут тетя Галя. Она живет в Ульяновске и пишет нам письма. Самые настоящие, в бумажных конвертах, которые по почте приходят.
А однажды почтальонша принесла, вместо письма, телеграмму. Ее прислал тети Галин сосед. Он сообщал, что тетя Галя не на шутку расхворалась и очень просит нас приехать.
Вечером, на домашнем совете было решено, что поедем мы с мамой. Получалось две недели. Это время мы собирались провести на даче до отъезда всей семьей на море. Но поездка в Ульяновск показалась мне куда круче! И еще я мечтала увидеть реку Волгу, на которой никогда не была.
И вот мы в Ульяновске! Переезжаем мост через Волгу и оказываемся в «Заволжье». Едем в такси по тихим, после московского шума и грохота, зеленым улочкам. Потом сворачиваем в переулок, где все-все дома деревянные и одноэтажные! Ну вот и наш!
Дом номер семь.
Открываем скрипучую голубую калитку и оказываемся в самом настоящем . огороде! Потому что весь просторный дворик, примыкающий к длинному одноэтажному деревянному дому, оказался засажен овощами и фруктами. Под резными листиками алела клубника, тянулись, желтея цветами и зеленея пупырчатыми плодами, огуречные плети. На толстых стеблях висели такие огромные поспевающие помидоры, каких я в жизни не видела.
А посередине всего этого разноцветного великолепия стоял седой человек с корзинкой, наполовину наполненной клубникой, и очень внимательно на нас смотрел.
— Здравствуйте, Константин Иванович! — заулыбалась мама. — Гостей ждете?
И тут этот Константин Иванович так обрадовался, что даже лукошко свое из рук выронил и побежал к нам прямо по грядкам!
— Как хорошо, что вы приехали! А мы и не надеялись! Ты уж прости меня, деточка, за обман. Но ведь Галюне нынче семьдесят исполняется.
— Значит она не больна? — расцеловав забавного старикана, спросила мама. — Это самое замечательное известие! Так когда юбилей?
— Сегодня!
— Ох, а мы без подарка!
И мама тут же приняла решение:
— Так, я еду за подарком. А ты, Даша, здесь останешься. Осмотрись, передохни. Радость-то какая! Я уж горевать собралась, а попала на торжество!
Она поставила вещи возле крылечка и немедленно умчалась за покупками. А Константин Иванович взял наши сумки и пошел с ними в дом. Я следом за ним пошла.
Внутри дома было прохладно и вкусно пахло пирогами. После солнечного света я сразу рассмотреть ничего не могла.
— Галя! Галя! — забасил мой спутник. — Смотри, кого я тебе привел!
— Неужели наши москвичи выбрались? — ответил ему певучий и какой-то очень молодой голос. И откуда-то из полутьмы выкатилась кругленькая, как мячик, женщина.
— Ой Дашенька, иди к свету, я на тебя полюбуюсь! А где мама?
Она подхватила меня животом и буквально внесла в просторную комнату с большим окном, на котором висели, вышитые крестиком, занавески. Еще в комнате возвышалась огромная, как батут, кровать. На ней лежала гора подушечек — от большой до совсем крохотной. В углу темнел комод, застеленный вышитой салфеткой,и уставленный множеством всяких фарфоровых статуэток. Такая же скатерть покрывала стол, на котором красовалась хрустальная ваза с ромашками.
Сроду я таких комнат не видела. Я смотрела на батутовую кровать и с трудом сдерживала желание немедленно на ней попрыгать. У меня даже какое-то повышенное слюноотделение началось.
Бабушка Галя истолковала это по-своему.
— Хочешь кушать? — спросила она.
Я машинально кивнула.
Она тут же вручила мне полотенце, велев вымыть руки и придти на кухню.
После этого бабушка схватила в охапку веселого деда Костю и куда-то его помчала.
Стараясь не смотреть на кровать, я достала из сумки мочалку, шампунь, гели и отправилась искать ванную.
В полутемном коридорчике виднелось несколько дверей.
Туалет нашелся сразу. За другой дверью скрывалось помещеньице с краном. В нем стоял тазик с замоченным бельем. За третьей дверью была еще одна комната. Там, завернутая в клетчатый плед, дремала древняя старушка, которая испуганно на меня посмотрела.
— Ты кто?
— Я — Даша. Вы не подскажете, где найти ванну?
— Здравствуй, Дашенька, — успокоилась старушка.- Я — соседка твоей бабушки. Можешь звать меня тетя Наташа. А ванной у нас нет, деточка. Раз в неделю мы все вместе ходим мыться в баню. Ты когда-нибудь была в бане?
— В сауне.
— Сауна — это не баня! — Решительно сказала старушка. — Я тебя про настоящую русскую спрашиваю — с парилкой, с березовым веником! В такой была?
— В такой нет.
— А еще некоторые утверждают, что современного ребенка чем-нибудь удивить трудно. Решено. Идем в баню!
— Когда?
— Прямо сейчас соберемся и пойдем. И бабушку Галю захватим, чтобы она свой юбилей чистенькой встретила.
Бабулька расцвела прямо на глазах! А ведь еще пять минут назад мне казалось, что она глаза с трудом открывает.
— Дашенька! Даша! Ты куда запропастилась? — послышался голос бабушки Гали.
— Я здесь.
— Я ее жду, все разогрела, а она в гости пошла, оказывается!
— Галя! Мы с Дашей уже обо всем договорились. Собирай вещи и айда в баньку, попаримся.
— Но мы ж по вторникам ходим, а нынче четверг.
— Ей с дороги грязь с себя смыть — в самый раз!
— Так готовиться к юбилею надо!
— Юбилей надо чистой встретить. Даю на сборы десять минут!
Я, наконец, отвела глаза от тети-бабушки Наташи и тут же уперлась в ее старую фотографию, висящую на стене. Там она была сфотографирована во весь рост в непонятной форме.
— Так раньше милиционеры выглядели, — пояснила бабушкина соседка — Я двадцать пять лет в медвытрезвителе проработала.
. Баня оказалась совсем недалеко. Мы минут пятнадцать шли по тенистым, зеленым улицам, казавшимся после грохочущей Москвы, тихими и уютными, и остановились перед каменным зданием песочного цвета.
Пока бабушка Галя покупала в окошке билеты, я смотрела по сторонам. В центре, у стойки загорелый дядька в несвежем белом халате и помятом колпаке, под которым угадывалась блестящая лысина, разливал пиво. Видимо, очередной «сеанс» только что закончился, потому что народу тусовалось много. И волосы у всех были мокрые, а лица красные.
Почти все что-то говорили друг другу, некоторые спорили из-за мест за столиками. Другие и вовсе пили стоя, предварительно чокнувшись кружками.
Еще я заметила, что мужчины выходили из двери на правой стороне, покрашенной в ярко-голубой цвет, на которой висела табличка с силуэтом полуобнаженного атлета.
А женщины появлялись из двери, расположенной ровно напротив, но выкрашенной уже в ярко-розовый цвет. Вместо дамского силуэта там от руки была намалевана жирная и черная буква «Ж».
— Нам сюда!, — скомандовала тетбаб Наташа. И мы вступили на территорию за розовой дверью. Потом куда-то свернули, отдернули плотные занавески и очутились в унылом помещении плотно заставленном скамейками с одной спинкой и двумя сидениями с разных сторон.
Пока я размышляла, что это может быть такое, бабушка Галя уже сидела на одной половине такой скамейки. А напротив ее раздевалась длинноволосая женщина с мальчиком лет семи.
Она совсем разделась! Догола! И стала торопить мальчика, который постоянно косился в мою сторону и упирался, когда она стаскивала с него трусы.
Я сделала вид, что ничего такого не происходит и тут же попала глазами в нескольких совершенно обнаженных тетенек с вениками в руках.
— Это баня для нудистов?
В ответ тетбаб Наташа возмутилась.
— Каких-таких нудистов? Это ты все стоишь и нудишь, вместо того, чтобы раздеваться.
Я повернулась и увидела, что бабушка Галя и ее соседка уже все с себя сняли и смотрят на меня.
— Раздевайся!
Я подумала и стянула платье. И сказала:
— Все! пойду мыться так!
— Над тобой будут смеяться, — сообщила тетбаб Наташа.
А я стояла и думала о том, что где-то слышала, что в бане все равны. А все были, наоборот, совсем. Ну совсем не равны! и какие-то не такие.
В одежде бабушка Галя выглядела похожей на пончик. А сейчас я увидела, что у нее большой отвислый живот и длинные груди. А еще на ногах — переплетения вен. А тетбаб Наташа, которая мне сначала показалась стройной, выглядела, как огурец на тонких ножках с тонкими ручками. Совсем, как в стишке: «Палки, палки, огуречик — вот и вышел человечек!»
Но тут в зал вошла женщина, при виде которой я обалдела от восторга. Она была в белых брюках и какой-то кофточке, на которой не задерживался взгляд, потому что ноги у нее имелись ноги такой длины, про которые говорят «от шеи». Она села и стала раздеваться, а я глаз от нее отвести не могла!
А, когда она осталась обнаженной, я обалдела во второй раз, разглядывая кургузое короткое тело на длинных жилистых ногах. Настоящая женщина-паук! Неужели мужчинам нравятся пауки?
— Перестань пялиться на посторонних людей! Это неприлично! — Зашипела мне в ухо Тебаша (так я про себя уже окрестила тетбаб Наташу).
Я не очень поняла, почему голыми расхаживать прилично, а смотреть — верх невоспитанности, но спорить не стала. Но подумала, что надо у папы поинтересоваться — нравятся ли ему пауки?
Мне дали два веника и шапочку, бывшую мужскую, у которой отрезали поля. И мы вошли в зал, в котором стоял густой белый и горячий туман. Такой густой, что я невольно в нем задохнулась. К тому же пол, по которому текла мыльная вода, оказался ужасно скользким. Я рванула назад.
Но бабушка Галя крепко взяла меня за руку, и мы стали искать свободное место и ничейные пустые тазики, которые почему-то назывались шайками.
— Давай, потри мне спинку!, — попросила тетбаб Наташа. — И уперлась двумя руками в каменную скамейку. — Мочалка в шайке!
Я достала ужасно горячую, лохматую мочалку и стала искать глазами гель.
— Ну! Что ты там застряла?
— Гель ищу.
— Гелем дома помоешься. Мылом намыль!
Я намылила эту странную мочалку большим куском мыла и стала старательно мыть тебашину спину.
— Ты что! Не своими руками мылишь?
— Своими.
— Так токо кошку чужую гладют. Шибче три. До красноты! До скрипу!
Я разозлилась ужасно. И стала тереть шибче. Настолько шибче, что уже через минуту ее спина стала красной, как у вареного рака.
Мне казалось, что кожа на этой спине сейчас треснет.
— Ох и хорошо, — закричала хозяйка спины.- От молодчинка! Давай и я тебе потру!
— Нет — завопила я.
— Согласна! Сначала в парилку!
Она напялила мне на голову шапо из шляпы и как-то быстренько втолкнула еще куда-то, где дышать было ну совсем невозможно!
— Поддайте-ка парку! — крикнул кто-то прямо над головой.
В ответ что-зашипело, а дышать стало просто невмоготу.
Сквозь этот горячий туман я с трудом разглядела полки, на которых, свесив босые ноги, как в аттракционе, сидели люди. Только уже не красные. А малиново-бордовые. Некоторые хлопали себя вениками по плечам и спине.
— Лезь сюда! Помогите ребенку!
Но я от них увернулась и поскользнувшись на полу босыми ногами, выплеснулась в обычный зал. Здесь теперь показалось прохладно и приятно. А прямо напротив двери были души! Нормальные человеческие души! И под ними никто не мылся, а все плескались в своих тазиках-шайках!
Возле нашей полки никого не было. Наверно, баба Галя тоже пошла париться. Я взяла свой пакет с гелем и шампунем, и помчалась под теплую струю воды.
День удался! Правда обратно пришлось идти в мокрых трусах. Но солнце припекало изрядно, и я быстро высохла.
Две недели промчались незаметно. Мыться мы с мамой теперь ходили в квартиру к ее подруге, где была ванна. В баню я больше не пошла. И Тебаша по этому поводу сильно огорчалась и даже сделала вывод, «что настоящие русские люди уже повыродились. А в Москве то уж точно».
Интересный рассказ.
Что ответил папа, на счёт пауков?
На это произведение написано 17 рецензий, здесь отображается последняя, остальные — в полном списке.
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.
Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Источник: proza.ru
Истории как мы семьями в баню ходили
pristalnaya
из детских воспоминаний
В моей жизни был такой «банный» период. Между работой на кондитерской фабрике и хладокомбинатом бабушка моя несколько месяцев нигде не работала. Было ей на тот момент лет 50. Я как раз перестала ходить в детский сад, и за мной надо было присматривать. Тогда бабушка устроилась банщицей в баню.
А на самом деле — уборщицей.
Баня была государственная. Тогда такие были в каждом районе. На работу надо было выходить рано утром, до открытия. Но бабушкина напарница посоветовала ей ходить туда поздно вечером, после закрытия. А поскольку бабушка брала меня с собой, то это было лучше, чем поднимать меня в 6 утра.
В бане был огромный холл, разделённый стойкой билетёрши на мужской зал и женский. Половины были зеркально-одинаковыми: отсек с душевыми кабинками, комнатка парикмахера и, собственно, банный зал (или мойка) и парилка.
Бабушка работала в женской половине. В мужской работала Нинка, бабушкина напарница.
Мы обычно приходили ещё до закрытия, чтоб уйти пораньше. Ещё куча народу мылась. И бабушка, надев форменный синий халат, шла сперва мыть пустые душевые кабинки. А Нинка, взяв швабру, направлялась в мужскую парилку.
Нинке было чуть за сорок. Она была низкорослая, коренастая, с широкими бёдрами. На голове носила неизменную «газовую» косынку и разговаривала почти исключительно матом.
Нинка заходила в банный зал и, перемежая речь крепкими словечками (которые я не буду тут цитировать), спрашивала:
– Шо, заскорузлые? Коросту-то поотмывали? А ну, быстро шевелим задами и заканчиваем тут!
Мужики смеялись, кто-то отшучивался, кто-то прикрывал тазиками и вениками причинные места. Но Нинка была при обязанностях и внимания ни на кого не обращала.
– Боже ж мой! – говорила она бабушке. – Мужик, если в одежде, то он орёл и смельчак! А голый мужик – он хуже ребёнка. И ходят бочком, и краснеют, как невесты… хоть и стараются животы втягивать и плечи расправлять.
Бабушка посмеивалась, а Нинка добавляла:
– Потом подкатывает к тебе какой мужичонка на улице, а ты глядишь, и прямо видишь его под одеждой, голенького, смешного, со сморщенной гордостью промеж волосатых ног. Тьфу.
Нинка была незамужней, хотя прижила двух детей от разных отцов. Старший сын на тот момент учился в ПТУ, а дочку Анжелку она часто брала с собой в баню.
Я хорошо помню «банный дух», влажный, тёплый, с запахом берёзовых веников, распаренных лежанок и хлорки. Помню раскрасневшиеся благостные лица выходящих из бани.
В мои обязанности входил полив цветов на подоконнике в холле и проверка шкафчиков после того, как баня закрывалась. В шкафчиках довольно часто обнаруживались забытые расчёски, заколки, мочалки, предметы одежды, часы или серьги. Бабушка всё аккуратно складывала в коробку и запирала её у себя в каптёрке. Почти всегда кто-то приходил за часами, серьгами или одеждой. А расчёсок и мочалок накопилось большое количество.
Часто в душевых оставляли маленькие обмылки и бутылки от шампуней. В бутылках на дне оставалось немного цветной жидкости. Нинка обычно сливала их по сортам. Сортов-то было не так много: «Яичный», «Крапивный», «Роза», «Яблоко» и детский «Кря-кря», который пах так сладко, что его хотелось выпить. Были ещё какие-то, но я уже не помню.
Каждый месяц у Нинки набиралось по две-три полных бутылки шампуня.
Но самое яркое воспоминание о бане никак с самой баней не связано. Оно связано с Анжелкой, Нинкиной дочкой. Та была старше меня на два года и ходила в первый класс. И, наверное, Анжелка ни за что в жизни не стала бы со мной дружить. Но какой-то период мы почти каждый вечер по два часа проводили вместе, и надо было как-то общаться.
Однажды Анжелка принесла большой пакет, села за стойку билетёрши и достала из пакета альбом для рисования и набор из 36-ти фломастеров! Их было ровно тридцать шесть! Я самолично считала и пересчитывала их, аккуратно касаясь пальчиком каждого, хотя Анжелка шикала на меня:
– Не трогай! Потеряются! Не мешай!
Фломастеры были чешские, тоненькие, невероятных расцветок, с мягким нажимом и плавной густой линией. Они были аккуратно сложены по тонам в прозрачный чехол с кнопкой-застёжкой. Я о таком и мечтать не могла! В семидесятые годы такое сокровище – это только из-за границы или по большому блату.
– Анжел, ну можно я попробую, ну пожалуйста? – заискивала я.
Но Анжелка надувала губки и говорила:
– Я ещё сама не нарисовалась. Я ещё не все цвета пробовала.
В тот вечер мне было позволено подавать ей фломастеры и открывать колпачки.
– Розовый! – говорила Анжелка. И я с восторгом выдёргивала фломастер из пачки, открывала колпачок и говорила:
– Есть розовый! – и чувствовала себя почти счастливой.
Через несколько встреч Анжелка подобрела и мне было позволено рисовать вместе с ней. Но фломастеры были поделены Анжелкой на две половины. Себе она отобрала саамы красивые, яркие и нежные тона, а мне достались все тёмные и скучные. Но я даже не обижалась, мне и так было хорошо! Хотя и завидно немножко.
В тот вечер случилось страшное. Мы засобирались домой, и вдруг Анжелка как заорёт:
– Мама! Ленка украла у меня фломастер!
– Я не брала, — залепетала я. – Тётя Нина, я честно не брала.
– Брала! Больше некому! – кричала Анжелка. – Мой любимый как раз! Сиреневый!
Бабушка строго на меня посмотрела и спросила:
– Лена, ты взяла?
– Нет! – сказала я и заплакала.
Нинка ругалась с бабушкой, Анжелка орала, что я дура малолетняя, что она больше со мной не дружит, фломастеры сто раз пересчитывали. Меня даже обыскали.
Я рыдала до самого дома. До сих пор не знаю, куда делся тот фломастер. Его не нашли ни тогда, ни потом. Я проплакала ещё пару часов в постели, пока не уснула от усталости.
А через несколько дней бабушка принесла с «барахолки» новенький наборчик из 36-ти фломастеров, купленный у фарцовщиков (даже не представляю, за какие деньги).
И мы вынули из него сиреневый фломастер и отнесли Анжелке. И Анжелкина мама сказала:
– Ааа! Принесли ворованное! А ведь как божились, что не брали! Ничего-ничего, бог всё видит!
Но бабушка ничего не стала объяснять, просто взяла меня за руку и увела.
А потом бабушка перестала быть банщицей, а у меня остался чудесный набор из тридцати пяти фломастеров. И ими рисовала вся наша маленькая улица, пока фломастеры совсем не исписались и не растерялись со временем.
Источник: pristalnaya.livejournal.com