Дежурная мама. Как воронежский юрист стала мамой для 2 тыс детей
РИА Воронеж Текст — Елена Миннибаева , фото — Александра Григ
Сотрудники благотворительной организации «Общие дети» объявили сбор средств на оплату услуг нянь для детей-отказников, находящихся в воронежских больницах. До конца ноября 2017 года волонтерам нужно найти 700 тыс. рублей. Этого хватит на оплату услуг шести нянь в течение 2018 года. За две недели сборов, начавшихся 16 октября, удалось собрать 170 тыс. рублей.
В Воронеже волонтеры открыли сбор средств на нянь для детей-отказников
Проект «Выжить без мамы» стартовал шесть лет назад. Все это время за отказниками, которые попадают в воронежские больницы, ухаживает не только медперсонал, но и специальные профессиональные няни, которые следят за тем, чтобы ребенок был накормлен, тепло одет, вовремя ложился спать. Няни гуляют с детьми, читают им книжки, рисуют, играют в ладушки – в общем, всячески их развивают. Они делают то, что в силу нехватки времени не может сделать медперсонал в больницах.
МЛАДЕНЦЫ-ОТКАЗНИКИ ИЗ БАЛАШИХИНСКОГО РОДДОМА ОБРЕЛИ РОДИТЕЛЕЙ 20.04.21
Елена Халил, одна из первых нянь проекта, работает дежурной мамой уже шесть лет. Она рассказала журналистам РИА «Воронеж» о любви к сиротам, сложностях расставания и опекунах, которые возвращают детей в интернаты.
За годы существования проекта няни менялись. Не каждый человек морально готов работать с брошенными детьми, инвалидами и самое страшное – малышами, которым осталось жить год или меньше.
Как юрист стала няней
По образованию Елена Халил – юрист, но по профессии из-за частых болезней сына не работала. Когда ребенок окреп, трудилась аниматором, администратором в медицинских и юридических центрах. Последнее время работала в фирме, где приходилось по телефону зазывать клиентов в центры на лечение. Но морально устала от такой не совсем честной работы. Тогда женщина начала искать подходящие вакансии на специализированных сайтах объявлений и нашла вакансию няни в детскую больницу.
– Я только на собеседовании узнала, что придется работать мамой для отказничков. И у меня внутри что-то щелкнуло. Я всегда хотела иметь пятерых детей, но родила одного сына. Благодаря новой работе я почувствовала, что приношу пользу. И это меня здесь держит. Никто не верил из медперсонала, что я тут надолго задержусь.
Удивлялись, зачем мне, человеку с высшим образованием, попы подтирать в больнице. Только через два года все поняли, что я воспринимаю свою работу серьезно и она приносит мне моральное удовлетворение. Это официально я – няня, а по сути – мама для каждого малыша в этой палате. За шесть лет через меня прошло более двух тысяч детей, и всех их я прекрасно помню, – говорит Елена Халил.
ПРОСТЫЕ ПРОФЕССИИ ДОМ МАЛЮТКИ ЛЮБОВЬ ШАЛХЕНОВА 26 11 2021
Елена призналась, очень обидно, когда люди думают: «Ну, что это за работа такая – с детьми нянчиться». А на самом деле мало кто видит, какой психологический и физический груз лежит на нянечках отказников.
– У меня в палате дети от трех месяцев до четырех лет. Сложнее всего, когда сюда в одно время попадают разновозрастные. Сразу начинаешь бояться, как бы старший ничего младшему не сделал. Ведь, бывает, лежат здесь дети с психическими отклонениями, неуправляемые. Часто сталкиваюсь с грубостью в очередях в поликлинике.
Я с ребенком должна вне очереди к врачу пройти, но сразу получаю такие проклятия в спину от родителей. Объясняю, что это сироты. И пока я здесь с ребенком, там у меня в палате другие одни плачут, когда меня нет рядом. Не все, к сожалению, это понимают, – заметила Елена.
Кто попадает в палату отказников?
В палату отказников дети попадают разными способами. Во-первых, когда ребенка планируют взять под опеку или готовят на усыновление, он проходит полный медосмотр. Во-вторых, попадают сюда на лечение дети из дома малютки. И, наконец, в палате оказываются дети, изъятые из неблагополучных семей. Пока их обследуют и лечат, органы опеки решают их дальнейшую судьбу: либо находят опекунов, либо определяют в интернаты.
Очень тяжело работать с детьми, которые неизлечимо больны. У нас в палате лежал трехмесячный розовощекий красивый малыш, но из-за болезни его тело так выгибало судорогой, что он чуть ли не в калачик сворачивался, становился темно-бордовым. И ничего нельзя было поделать. Малыш тот умер, а я долго не могла прийти в себя после этого.
Елена Халил
– Детки к нам все со сложными судьбами попадают. Помню одного мальчика, его забрали из неблагополучной семьи. Он был исключением: ему было пять лет, но попал в нашу палату. Нам сказали, что он в буквальном смысле чуть ли не за занавеской вырос. Родителям до него дела не было. В пять лет он весил всего восемь килограммов и мог есть только из бутылки.
В больнице он слегка оттаял, стал немного доверять людям, но я знаю, что он сейчас живет в интернате.
Со временем я научилась ставить барьер между работой и собой. Ведь, если бы я все очень близко к сердцу принимала, меня бы ненадолго здесь хватило. У меня установка: нельзя привыкать к детям. Я сама опекунам никогда не звоню, хотя иногда разбирает любопытство узнать, как там твой бывший ребетенок поживает. Но я не хочу лезть в их жизнь.
Они должны забыть меня, тот плохой период, когда ребенок был ничейным, – считает няня.
«Возвращенцы»
Елена говорит, что в палате есть особенные дети – «возвращенцы». Это те, которых опекуны отдают обратно на попечение государства. Однажды трехлетнего мальчика взяли в семью, а уже на следующий день вернули обратно. В конце прошлого года взяли под опеку двух братиков. Их родила несовершеннолетняя девушка и бросила. Старший был очень спокойным, развитым ребенком.
А младший настоящий сорванец. Скорее всего, из-за его шалостей приемная семья решила вернуть братьев обратно в дом ребенка примерно через неделю.
– Я всегда говорю опекунам, что первые полгода или даже год будет очень сложно. Ребенок будет проверять вас, привыкать к вам, а вы к нему. Взять ребенка под опеку – это не куклу в магазине купить. Надо подходить к этому вопросу серьезно, сто раз обдумав этот серьезный шаг.
Источник: riavrn.ru
История счастья: девочка из дома малютки попала в семью
Удочерение или усыновление ребенка – шаг не простой, но и не редкий. Таких историй немало. Но говорить о них надо.
Даже не затем, чтобы вдохновить на подобный шаг (все-таки такие вещи должны идти изнутри, и подтолкнуть к такому решению нельзя), а просто, чтобы каждый, кто прочитает эту историю, обрел веру в человечество или лишний раз убедился в ней.
Андрей, житель Екатеринбурга, 42 года:
– Наш старший ребенок, Степан, уже вырос, он учится в 11-м классе. Мысль о том, чтобы взять в семью ребенка, пришла ко мне: внутри появилось чувство, что пока у нас есть силы и здоровье, всё, что мы имеем, мы можем дать человеку, у которого нет ничего.
Сын вырос, и я понял, что мне не хватает общения. С кем-то поговорить, посмеяться. В доме не хватало детства. Первые ощущения были такие. Конечно, я говорил об этих чувствах жене Алене.
Когда желание появилось у нас обоих, но твердого намерения еще не было, мы пошли за информацией в «Школу приемных родителей». Я решил изучить эту тему и пришел в организацию «Будущее в детях» в Берёзовском.
Ребенок в семью дается тот, который по силам своим новым родителям.
У меня была единственная проблема: как взрослый человек я понимал, что в теории все хорошо и замечательно, но как будет на практике, неизвестно. Ответы на эти вопросы я получил в «Школе приемных родителей», где мы общались с разными специалистами, в том числе с руководителем социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних.
Когда окружение нашей семьи узнало о решении взять ребенка, люди были в шоке. Степан тоже, он даже говорил, что уйдет из дома. У нас с ним не было одного «серьезного разговора», мы приучали его к этой мысли постепенно, в течение нескольких месяцев. Просто говорили об этом полушутя, вскользь.
До того как в нашей семье начались разговоры, я ни разу не сталкивался с этой темой. Да, у меня есть знакомые, которые взяли ребенка в семью, но в доме малютки я не был. Я тренер, работаю с детьми, и каждый год мои коллеги увозили в этот дом малютки, откуда мы забрали Лизу, подарки, памперсы. Тоже хотел, но всё не получалось, пачка с подгузниками так дома и пролежала. Я был далековат от представления о том, как живут эти дети, в чем они нуждаются.
Условия в доме малютки, где живут малыши до трех лет, а потом переходят в детский дом, хорошие. Преподаватели все молодцы, заботятся. Но сам факт детского одиночества. Воспитатели меняются, сегодня один, завтра другой. Дети живут вместе с другими (часто больными, которые не спят по ночам, плачут).
Знакомство с дочкой
На самом деле все эти причины вроде «не с кем поговорить» ушли на задний план, когда мы увидели ребенка. Пришли в дом малютки, посмотрели на нашу девочку, увидели, как там живут дети без родителей, – и всё. С Лизой мы познакомились в мае 2018 года. Сегодня (разговор состоялся 28 февраля, – прим. авт.) у нее день рождения – два года.
Три месяца мы ходили к Лизе. Каждый день. Мы были единственные такие: основная масса будущих родителей приходит, знакомится с ребенком и потом (через месяц или два), когда готовы документы, возвращаются забрать его. Мы так не могли.
Первые полтора из трех месяцев она к нам относилась с опаской и подозрением, больше тянулась к воспитателям. Постепенно привыкла и уже ждала нас.
Лиза тянется к нам – ко мне и жене – примерно одинаково, но, думаю, в будущем ей как дочке я стану более близким.
Лиза родилась недоношенной. Когда мы ее увидели впервые, она была очень маленькой, бледной. В детдоме ее, такую хрупкую, просто бы сломали. Мы познакомились с ней, когда ей было семь месяцев, на наших глазах она научилась ходить. Ее маму посадили в тюрьму за убийство (от своего старшего ребенка она отказалась), отец – алкоголик.
Семья неблагополучная. Поначалу отец приходил ее навещать, но девочка так кричала и плакала в его присутствии, что заведующая приняла решение его не пускать.
Это были не единственные сложности с ее родственниками. Оформить опеку на внучку собиралась бабушка, она приезжала к ней раз в неделю из Каменска-Уральского. Если мы пересекались, то бабушка грубо отбирала девочку, чуть до драки не доходило. У нее нашли какое-то психическое заболевание, возможно, поэтому Лизу ей не отдали. Зачем приходил отец, непонятно.
Может, чтобы получать детское пособие и пропивать его. Конечно, эту историю видели воспитатели, все за нас переживали.
Больше года дома
Когда мы ее забирали, был тяжелый момент. Пока Лизу кормили, одевали перед дорогой, она не понимала, что происходит. Для нас тоже был серьезный стресс: неизвестно, как ребенок себя поведет. Первое время дома Лиза не спала по ночам, плакала. Мы с женой вставали к ней – кроватку поставили в нашей комнате.
Конечно, поначалу было непросто. С женой делили, кому что делать, обоим было лень. Первое время я старался многие вещи брать на себя: супруге было сложнее адаптироваться, чем мне. Алена понимала, что ей придется заниматься ребенком чаще и больше. Она не работает, и это было еще одной из причин, почему мы могли себе позволить такой шаг.
Период адаптации прошел довольно быстро. Лиза своим поведением помогает: самостоятельная, послушная. В доме малютки их воспитывают именно так. Поначалу утром она дома вставала – и сразу в ванную, умываться. Если сказали есть – сразу за стол.
Но спокойной ее не назвать: заводная, озорная, очень улыбчивая.
Когда мы привезли ее домой, все те, кто был против, изменил свое мнение. Все довольны. Каждый, кто видит дочь на улице, – улыбается. Я думал, что большинство людей по натуре грубоваты, а здесь у меня изменилось отношение. Соседи и родственники нас буквально завалили вещами для малышки, мы многое в храм унесли.
Степан тоже изменил свое отношение, у них с Лизой взаимная любовь. Он поменялся, стал помогать. Хочет поступать в военное училище. Мы знали, что для старшего ребенка большой трагедии не произойдет в любом случае, потому что ему предстоит выпорхнуть из родительского гнезда.
Вот кто вначале был в шоке, так это наш пес. У нас бивер, и первое время он отошел для меня (у собаки я хозяин, она меня очень любит) даже не на второй – на десятый план. Сейчас все наладилось.
Заявление в садик мы подали, думаем, в 3,5 года получим место. Мы не хотим отдавать ее рано, от чужих к чужим, пусть подольше побудет дома, привыкнет к родителям.
Дочь долго не говорила. Слово «папа» до сих пор дается ей с трудом, поэтому она и меня называет «мамой». Дома ее развитие пошло моментально, семья дает мощный стимул. И физически стала развиваться, внутренние заболевания уходят. Здоровых детей в доме малютки не бывает: почти у всех 3-я или 4-я группа здоровья.
Очень удивило отношение врачей: они ответственно относятся к этим детям. Может, дополнительный патронаж положен. Забота чувствуется: нам звонят, напоминают о прививке, пускают без очереди. Ежемесячно нас навещает опека.
Снова молодой отец
Я вспомнил чувства молодого отца. И я веду себя с ребенком совсем по-другому, чем в прошлом с сыном. Когда рос Степан, я анализировал свои ошибки, переживал. Каждый родитель хочет, чтобы его ребенок был счастлив, но тогда у меня не было знаний, как воспитывать. Когда я стал работать с детьми как тренер, я понял: что в ребенка вкладываешь, то и получаешь.
Меньше грубости, больше любви и свободы – и увидишь результат. Сначала я хотел взять мальчика, но именно дочка для папы – это особые чувства.
Обязательно буду тренировать дочь, я обязан научить ее обороняться. Она маленькая, ей нужно будет уметь защищаться: у нас маленьких обижают в садике и школе.
Я хотел взять именно маленького ребенка: так ему проще привить свои принципы, семейные традиции, к тому же малыши всегда интереснее, живее, если можно так выразиться. Еще хотелось взять ребенка, у которого нет больших проблем со здоровьем.
Что с генетикой? На этот вопрос мне никто не ответит. В этом плане я живу сегодняшним днем. Свою миссию я выполнил, избавил ребенка от страданий. Малышка оказалась в семье в таком возрасте, что она не будет помнить, откуда я ее забрал.
Если сейчас вложить добра и любви по максимуму, результат все равно будет. Гены, кстати, дочке обследовали бесплатно.
Нельзя прийти в дом малютки и просто смотреть всех детей подряд, искать, кто понравится. В опеке вам показывают фото, рассказывают о ребенке (вот фото можно посмотреть несколько), а потом вы идете именно к тому, на кого обратили внимание. Если же в детском доме он вам по какой-то причине не понравился, идете обратно в опеку и снова смотрите фото.
У нас были еще претенденты: брат и сестра, отдельно их брать запрещается. Брат был уже в детском доме, сестра – в доме малютки. Но там возникли трудности с документами. К тому же я сомневался, смогу ли потянуть двоих. Это сейчас, когда мне уже всё понятно, я бы не задумывался.
Даже рекомендую: двоих воспитывать легче.
В опеке обстановка рабочая, безэмоциональная. Они молчат, дают право выбора. Чуть позже хочу сходить в дом малютки с дочкой на экскурсию, показаться преподавателям, посмотреть на реакцию Лизы.
Наш адрес родственникам Лизы узнать проблематично. В социальных сетях я фото не размещаю. Я хочу, чтобы она не знала этой истории. Но жена, многие знакомые и психологи говорят, что это неправильно, что нужно сказать правду. Опасаюсь переходного возраста: иногда дети начинают искать своих родителей, у них появляется склонность к бродяжничеству.
Если же ребенок ничего не будет знать, этих вещей и не появится. С другой стороны, кто-то может проговориться, и тогда будет еще хуже. Серьезная дилемма, и для меня она пока не решена.
Источник: www.zg66.ru