Я ни за что бы не заметила его, кабы не голос, разносившийся по ресторану, в который мы с подругой пришли во время бизнес-ланча.
Разумеется, это были Машкины ухищрения. Она считала, что только во время бизнес-ланча можно познакомиться с интересным мужчиной, деловым, респектабельным и перспективным. Я не спорила: в конце концов, какая разница, лопатить всё меню, нервничая от обилия блюд, или же выбирать между окрошкой и борщом из предложенного бизнес-ланча.
Делая заказ официантке, я ощутила смутное беспокойство. Когда это чувство стало переходить в панику, я, наконец, осознала, что же это. Это был голос, упрекающий официанта в нерасторопности и недостаточно высоком уровне сервиса, распекающий дизайнера за убранство помещения, и явно намекающий на то, что повар, равно как и качество пищи, под стать этому заведению.
Этот голос не был похож ни на один из голосов. Словно зачарованная, я слушала этот волнующий голос и волновалась сама.
Лёгкий, с удивительно приятной хрипотцой, голос был живым! Конечно, он принадлежал живому человеку, но казалось, что и без своего хозяина он сможет жить с той же лёгкостью, с которой сейчас недовольно бухтит.
Я лихорадочно принялась натирать вилку о скатерть на столе. Ни работа, ни деловая встреча, ни даже стихийное бедствие не смогли бы увести меня из ресторана. Под чарами этого голоса я уносилась вдаль, воспаряла в облака и блаженствовала.
Я больше не была собой. Но, что самое странное, растворяясь в звуках этого голоса, я чувствовала, что только сейчас начала жить. Я – пёрышко, подхватываемое тёплым ветерком, да что там, я сама – ночной бриз. Я – звезда, сияющая сверху, озаряющая путь страннику… Когда голос на минуту на замолк, я очнулась.
-Боже мой, – прошептала я, вытаращенными глазами уставившись в тарелку. – Боже мой!
-Что? – напряглась Машка. – Я же говорила, не бери этот салат, его тут совершенно не умеют готовить! Девушка, уберите тарелку, моей подруге плохо от вашего Цезаря! Наверное, залили его майонезом вместо соуса, да? – Машка сочувственно смотрела на меня. – Или ты подавилась гренкой?
Я, не в силах ответить, медленно повернула голову в сторону, откуда доносился голос. К сожалению, мне было видно лишь спину – обычную мужскую спину в сером пиджаке. И то часть её скрывалась за спинкой стула. Я перевела взгляд чуть выше спины, и увидела коротко стриженый затылок. Слава богу, на нём не красовалась лысина, кокетливо прикрытая прядкой жидких волос.
-Вот брюзга, да? Терпеть не могу зануд! – подруга принялась за десерт. – У-ум, как вкусно… жаль, что тебе нельзя сладкое!
В другое время я бы непременно ответила ей что-нибудь колкое, например:
-А с каких пор можно тебе? Никак ты сбегала на липосакцию?
Но в этот раз я пропустила её остроту мимо ушей. Подруги на то и подруги, чтобы иногда позволять друг другу маленькие слабости.
— Угадай, кто вчера подвозил меня домой? – Машка закатила тщательно подкрашенные глаза. – Ни за что не догадаешься!
Меня удивляет её непоследовательность: к чему мне пытаться угадывать то, что, по её признанию, я никогда не угадаю? Я равнодушно пожала плечами и снова украдкой взглянула на мужчину.
Он уже перестал ругаться, и теперь его затылок совершал поступательные движения вниз – вверх: видимо, мужчина замолчал, потому что принялся за обед. Вероятно, заказ был выполнен, как надо, иначе тарелка с содержимым наверняка бы полетела в голову официантки.
— Шумахер, – горделиво выпалила Машка, не дождавшись начала игры в «угадай-ка».
-Какой из них? Кажется, их двое? – я намеренно зевнула, не забывая прислушиваться к голосам, раздающимся в зале ресторана.
Машка обиженно закусила губу.
-Да что с тобой происходит? Я говорю о Жане – Шумахере!
Мне стало смешно. Жан –Шумахер, с которым мы вместе учились в школе, до десятого класса именовался Ваней Шумаковым. Кто-то придумал ему эту дурацкую кличку, а Ванька с удовольствием откликался равнозначно и на Жана, и на Шумахера.