Мы были первой парой во дворе « мальчик — девочка». Мне было всего 12, а он был на год старше. Познакомились мы через мою подругу, бойкую костлявую Катьку.
Она была необычайно задиристой и, увидав вблизи знакомых мальчишек, начинала тут же их поддразнивать.
Так попался и Серый — ему «посчастливилось» проезжать мимо на велосипеде, когда Катька, радостно подпрыгнув, громко отпустила ехидную реплику по поводу «взрослых лбов, раскатывающих на детских принадлежностях».
К моему удивлению, светловолосый мальчуган не надерзил ей в ответ, как это бывало обычно с другими жертвами Катькиного языка, а довольно мило отшутился. Он даже проводил нас домой, часто поглядывая на меня.
На следующий день я заметила его, раскатывающего на том же велосипеде, по нашему двору. Мы перебросились с ним несколькими фразами, и я отправилась в магазин по поручению мамы.
Как же я изумилась, когда, выходя из павильона с полной сумкой, увидела его. Он покраснел, но, подойдя ко мне, молча взял сумку и повесил её на руль. Он вёл велосипед, я шла рядом и молчала — такое отношение было для меня внове.
На следующее утро я, зайдя на кухню, в окно увидела его, неторопливо шагающего от одного подъезда нашего дома к другому, туда — сюда. В руках у него была книга, о которой я вчера заикнулась, что с удовольствием бы прочитала её…
Так началась наша дружба. Он был старше меня всего на год, но своей спокойной серьёзностью он покорил мою маму, которая считала, что мне ещё рано встречаться с мальчиками. Мало того, она даже уверилась в том, что он благотворно на меня влияет. Его рассудительность опережала мою импульсивность.
А весна всё не кончалась… Он дарил мне огромные букеты черёмухи — в ту пору на Севере цветы были редкостью, водил меня в кино, кормил мороженым и исправно носил мой ученический дипломат, обязательно провожая домой из школы, даже если самому приходилось пропустить несколько уроков.
Летом мы разъехались. Он — на соревнования по лёгкой атлетике, я — к бабушке, на юг.
Возвращаясь оттуда через пару месяцев, я с трепетом ожидала и боялась нашей встречи — а вдруг он меня уже забыл?
Но, выйдя из самолёта, я увидела его, рослого, загорелого, с неизменным букетом цветов, которые его мать выращивала в саду возле дома. Я была поражена — как он мог узнать, когда я вернусь?!
На этот мой вопрос он подшутил: сердце, мол, подсказало. И лишь много позже, по свидетельствам очевидцев, я поняла, что, вернувшись со своих соревнований, принёсших ему победу, он ежедневно терпеливо ходил в аэропорт.
Так продолжалось несколько лет. Мы взрослели, но наша дружба не прекращалась.
Изредка мы ссорились, и тогда он часами простаивал под окном моей комнаты (я жила на первом этаже), стараясь развеселить меня.
То он придумывал какой—то маскарад — наряжал своих друзей в немыслимо—нелепые одежды, и они водили дикий хоровод перед моим окном, или подвешивал к окну картофелину на ниточке, и, спрятавшись за выступом, тянул за эту самую нить.
Картошка постукивала по стеклу, и я, отвлекаемая этими звуками, в конце концов выходила на улицу, где и происходило примирение.
Моих всё чаще появляющихся поклонников Серый отваживал. Самых настойчивых даже бил. Тем не менее отношения у нас оставались такими же чистыми, как в самом начале. Сейчас, наверное, это кажется смешным, но мы оба в этом вопросе были чрезвычайно старомодны…
Мы ходили в гости, на дискотеки, в кино, катались на его мотоцикле, или просто гуляли. Летом за моим окном с завидным постоянством появлялись цветы и записки с объяснениями в любви.