Сценарий: Александр Солженицын.
Жанр: драма, социальная драма, экранизация
Фильм снят по роману Александра Солженицына «В круге первом».
Время действия 24-27 декабря 1949 года.
Жизненный путь героя книги Глеба Нержина (Евгений Миронов), математика, принявшего решение вновь погрузиться в кошмар ГУЛАга, но не изменить своей совести, списан Солженицыным со своего собственного. Именно это — выбор пусть невероятно мучительного, но достойного пути — делает роман удивительно привлекательным и, в известной мере, оптимистичным. «В круге первом» — книга о победе сильного духа над тоталитаризмом, стремящимся растоптать личность всеми возможными способами — физической жестокостью и моральными унижениями.
Действие романа происходит за три с небольшим года до смерти «отца народов» Иосифа Сталина.
«Чего-то всегда постоянно боясь — остаемся ли мы людьми?»
Святость или игра в христианство.
Цитаты и отрывки из романа А. Солженицина «В круге первом»
Раньше истина Иннокентия была, что жизнь дается нам только раз.
Теперь созревшим новым чувством он ощутил в себе и в мире новый закон: что и совесть тоже дается нам один только раз.
И как жизни отданной не вернуть, так и испорченной совести.
Никакая война — не выход. Война — гибель. Война страшна не продвижением войск, не пожарами, не бомбежками — война прежде всего страшна тем, что отдает всё мыслящее в законную власть тупоумия… Да впрочем, у нас и без войны так.
Так запомни: чем выше цель, тем выше должны быть и средства! Вероломные средства уничтожают и самую цель!
не согласен, будто наш народ с годами в чем-то там прозревает, что-то в нем назревает… Говорят: целый народ нельзя подавлять без конца. Ложь! Можно! Мы же видим, как наш народ опустошился, одичал, и снизошло на него равнодушие уже не только к судьбам страны, уже не только к судьбе соседа, но даже к собственной судьбе и судьбе детей.
Равнодушие, последняя спасительная реакция организма, стала нашей определяющей чертой. Оттого и популярность водки – невиданная даже по русским масштабам. Это – страшное равнодушие, когда человек видит свою жизнь не надколотой, не с отломанным уголком, а так безнадежно раздробленной, так вдоль и поперек изгаженной, что только ради алкогольного забвения еще стоит оставаться жить. Вот если бы водку запретили – тотчас бы у нас вспыхнула революция.
В благополучии есть губящая сила. Чтобы продлить его на год, на день – человек жертвует не только всем чужим, но всем святым, но даже простым благоразумием.
– Все-таки ты – умственно убог. Это меня беспокоит.
– А я не гонюсь: умного на свете много, мало – хорошего.
«не бойся пули, которая свистит», раз ты её слышишь — значит, она уже не в тебя. Той единственной пули, которая тебя убьёт — ты не услышишь. Выходит, что смерть как бы тебя не касается: ты есть — её нет, она придет тебя уже не будет.
Нам демократия кажется солнцем незаходящим. А что такое демократия? – угождение грубому большинству.
Угождение большинству означает: равнение на посредственность, равнение по низшему уровню, отсечение самых тонких высоких стеблей. Сто или тысяча остолопов своим голосованием указывают путь светлой голове.
В мире было необъятно много книг, самых необходимейших, самых первоочередных, и жадность все их прочесть никогда не давала Рубину возможности написать ни одной своей.
Светало.
Щедрый царственный иней опушил столбы зоны и предзонника, в двадцать ниток переплетенную, в тысячи звёздочек загнутую колючую проволоку, покатую крышу сторожевой вышки и нескошенный бурьян на пустыре за проволокой.
Дмитрий Сологдин ничем не застланными глазами любовался на это чудо. Он стоял возле козел для пилки дров. Он был в рабочей лагерной телогрейке поверх синего комбинезона, а голова его, с первыми сединками в волосах,непокрыта. Он был ничтожный бесправный раб. Он сидел уже двенадцать лет, но из-за второго лагерного срока конца тюрьме для него не предвиделось.
Его жена иссушила молодость в бесплодном ожидании. Чтобы не быть уволенной с нынешней работы, как её уже увольняли со многих, она солгала, что мужа у неё вовсе нет, и прекратила с ним переписку. Своего единственного сына Сологдин никогда не видел: при его аресте жена была беременной.
Сологдин прошёл чердынские леса, воркутские шахты, два следствия — полгода и год, с бессонницей, изматыванием сил и соков тела. Давно уже было затоптано в грязь его имя и его будущность. Имущество его было — подержанные ватные брюки и брезентовая рабочая куртка, которые сейчас хранились в каптёрке в ожидании худших времён. Денег он получал в месяц тридцать рублей — на три килограмма сахара, и то не наличными. Дышать свежим воздухом он мог только в определённые часы, разрешаемые тюремным начальством.
И был нерушимый покой в его душе. Глаза сверкали, как у юноши. Распахнутая на морозце грудь вздымалась от полноты бытия.
Похвала — это выпускной клапан, она сбрасывает наше внутреннее давление, и потому всегда нам вредна. Напротив, брань, даже самая несправедливая, — это всё топка нашему котлу, это очень нужно.
«Я действенен потому, что ненавижу действие.»
– «А что ж вы любите?» – спросила она с робостью.
– «Размышление» – ответил он.
«Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть — не через тебя.»
А соната оч-чень хороша. Ты заметил конец? Ни грохота, ни шепота. Оборвалась – и все. Как в жизни…
И, как всегда бывает, когда мы теряем расположение людей, — нам становится втройне дорог тот, кто продолжает нас любить.
вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей не все. Но человек, у которого вы отобрали все – уже не подвластен вам, он снова свободен.
Было так поздно, что уже становилось рано.
Спорт — опиум для народа…Спортивными зрелищами, футболом да хоккеем из нас и делают дураков.
В таком же синем комбинезоне, но крупный, рыжий, с остриженной каторжанской головой вошел Бобынин. Он проявил столько интереса к обстановке кабинета, как если бы здесь бывал по сту раз на дню, прошел; не задерживаясь, и сел, не поздоровавшись. Сел он в одно из удобных кресел неподалеку от стола министра и обстоятельно высморкался в не очень белый, им самим стиранный в последнюю баню платок.
Абакумов, несколько сбитый с толку Прянчиковым, но не принявший всерьез легкомысленного юнца, был доволен теперь, что Бобынин выглядел внушительно. И он не крикнул ему: «встать!», а, полагая, что тот не разбирается в погонах и не догадался по анфиладе преддверий, куда попал, спросил почти миролюбиво:
— А почему вы без разрешения садитесь?
Бобынин, едва скосясь на министра, еще кончая прочищать нос при помощи платка, ответил запросто:
— А, видите, есть такая китайская поговорка: стоять — лучше, чем ходить, сидеть — лучше, чем стоять, а еще лучше — лежать.
— Но вы представляете — кем я могу быть?
Удобно облокотясь в избранном кресле, Бобынин теперь осмотрел Абакумова и высказал ленивое предположение:
— Ну — кем? Ну, кто-нибудь вроде маршала Геринга?
— Вроде кого.
— Маршала Геринга. Он однажды посетил авиазавод близ Галле, где мне пришлось в конструкторском бюро работать. Так тамошние генералы на цыпочках ходили, а я даже к нему не повернулся. Он посмотрел-посмотрел и в другую комнату пошел.
По лицу Абакумова прошло движение, отдаленно похожее на улыбку, но тотчас же глаза его нахмурились на неслыханно-дерзкого арестанта. Он мигнул от напряжения и спросил:
— Так вы что? Не видите между нами разницы?
— Между вами? Или между нами? — голос Бобынина гудел как растревоженный чугун. — Между нами отлично вижу: я вам нужен, а вы мне — нет!
У Абакумова тоже был голосок с громовыми раскатами, и он умел им припугнуть. Но сейчас чувствовал, что кричать было бы беспомощно, несолидно. Он понял, что арестант этот — трудный. И только предупредил:
— Слушайте, заключенный. Если я с вами мягко, так вы не забывайтесь…
— А если бы вы со мной грубо — я б с вами и разговаривать не стал, гражданин министр. Кричите на своих полковников да генералов, у них слишком много в жизни есть, им слишком жалко этого всего.
— Сколько нужно — и вас заставим.
— Ошибаетесь, гражданин министр! — И сильные глаза Бобынина сверкнули открытой ненавистью. — У меня ничего нет, вы понимаете — нет ничего! Жену мою и ребенка вы уже не достанете — их взяла бомба. Родители мои — уже умерли. Имущества у меня всего на земле — носовой платок, а комбинезон и вот белье под ним без пуговиц (он обнажил грудь и показал) — казенное.
Свободу вы у меня давно отняли, а вернуть ее не в ваших силах, ибо ее нет у вас самих. Лет мне отроду сорок два, сроку вы мне отсыпали двадцать пять, на каторге я уже был, в номерах ходил, и в наручниках, и с собаками, и в бригаде усиленного режима — чем еще можете вы мне угрозить? чего еще лишить? Инженерной работы? Вы от этого потеряете больше. […] Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей не всё. Но человек, у которого вы отобрали всё — уже не подвластен вам, он снова свободен.
Министр сверился с бумажкой.
— Инженер Бобынин! Вы — ведущий инженер установки «клиппированная речь»? […] Я вас прошу сказать совершенно точно: когда она будет готова к эксплуатации? […] Ведь это получается два с половиной-три года! — возмущался министр. — А вам срок был дан — год! И Бобынина взорвало:
— Что значит — дан срок? Как вы представляете себе науку: Сивка-Бурка, вещая каурка? Воздвигни мне к утру дворец — и к утру дворец? А если проблема неверно поставлена? А если обнаруживаются новые явления? Дан срок! А вы не думаете, что кроме приказа еще должны быть спокойные сытые свободные люди? Да без этой атмосферы подозрения.
Вон мы маленький токарный станочек с одного места на другое перетаскивали — и не то у нас, не то после нас станина хрупнула. Черт ее знает, почему она хрупнула! Но ее заварить — час работы сварщику.
Да и станок — говно, ему полтораста лет, без мотора, шкив под открытый ременной привод! — так из-за этой трещины оперуполномоченный майор Шикин две недели всех тягает, допрашивает, ищет, кому второй срок за вредительство намотать. Это на работе — опер, дармоед, да в тюрьме еще один опер, дармоед, только нервы дергает, протоколы, закорючки — да на черта вам это оперноетворчество?!
Вот все говорят — секретную телефонию для Сталина делаем. Лично Сталин наседает — и даже на таком участке вы не можете обеспечить технического снабжения: то конденсаторов нужных нет, то радиолампы не того сорта, то электронных осциллографов не хватает. Нищета! Позор! «Кто виноват»! А о людях вы подумали?
Работают вам все по двенадцать, иные по шестнадцать часов в день, а вы мясом только ведущих инженеров кормите, а остальных — костями. Свиданий с родственниками почему Пятьдесят Восьмой не даете? Положено раз в месяц, а вы даете раз в год. От этого что — настроение подымается? Может, воронков не хватает, в чем арестантов возить? Или надзирателям — зарплаты за выходные дни?
Ре-жим!! Режим вам голову мутит, с ума скоро сойдете от режима. По воскресеньям раньше можно было весь день гулять, теперь запретили. Это зачем? Чтобы больше работали? На говне сметану собираете? От того, что без воздуха задыхаются — скорее не будет. Да чего говорить! Вот меня зачем ночью вызвали? Дня не хватает?
А ведь мне работать завтра. Мне спать нужно.
Источник: vibiri.wordpress.com
Литература. ЦИТАТЫ. И.С. Тургенев. «Отцы и дети».
Евгений Васильевич Базаров.
- «…Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум…».
- «…возмущала совершенная развязность Базарова…».
- «…к его небрежным манерам, к его немногосложным и отрывочным речам…»
- «…Мой дед землю пахал…»
- «…Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта…»
- «…Всякий человек сам себя воспитать должен»
- «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник».
- «Нас не так мало, как вы полагаете».
- «Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои».
- «Народ полагает, что, когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне согласиться с ним?»
- «Мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке…»
- «Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения».
- «Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы – подумаешь, сколько иностранных бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны
- «Рафаэль гроша медного не стоит, да они не лучше его»
- «В 44 года играть на виолончели глупо»
- «Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продаёт…».
- «Человек хорош, обстоятельства плохи».
- «Мы действуем в силу того, чт́о мы признаём полезным».
- «..сперва нужно место расчистить».
- «…любовь… ведь это чувство напускное…» «… но любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни…»
- «Лучше камни бить на мостовой, чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком пальца».
- «…Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта.»
- «А что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня».
- «Может быть, точно, всякий человек — загадка».
- «Настоящий человек — не тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть».
- «Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги; а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет».
- «Любовь — белиберда, непростительная дурь».
- «И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения».
- «Этакое богатое тело! Хоть сейчас в анатомический театр».
- «Кто злится на свою боль — тот непременно ее победит».
- «Настоящий человек — не тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть».
- «Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мной, тогда я изменю свое мнение о самом себе».
- «В чемодане оказалось пустое место, и я кладу в него сено; так и в жизненном нашем чемодане: чем бы его ни набили, лишь бы пустоты не было.
- «Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет».
Павел Петрович Кирсанов
- «…Он с детства отличался замечательною красотой…»
- «…Ведь он красавцем был, голову кружил женщинам…»
- «…его уважали за его отличные, аристократические манеры…»
- «…к тому же он был самоуверен…»
- «…Павел Петрович подавлял всех, даже Прокофьича, своею леденящею вежливостью…»
- «Мы друг друга понять не можем; я, по крайней мере,не имею чести вас понимать»(Базарову).
- «Мы, люди старого века, полагаем, что без принсипов… шагу ступить, дохнуть нельзя».
- «…его уважали также за его безукоризненную честность…»
- «…человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен…»
- «…я уважаю аристократов – настоящих Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности…»
- «…меня все знают за человека либерального и любящего прогресс…»
- «…вступается за крестьян; правда, говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон…»
- «Личность, милостивый государь, — вот главное; человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней всё строится».
- « Он [русский народ] свято чтит предания, он — патриархальный, он не может жить без веры».
- «Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете… Да ведь надобно же и строить…»
- «…На нем был изящный утренний, в английском вкусе, костюм…»
Николай Петрович Кирсанов
- «…у Николая оставалось чувство правильно проведенной жизни, сын вырастал на его глазах…»
- «…Но отвергать поэзию? – подумал он опять, – не сочувствовать художеству, природе. »
- «…он охотно ленился…»
- «…Он такой добрый, хороший человек. »
Аркадий Николаевич Кирсанов.
- «Надо бы так устроить жизнь, чтобы каждый день был значительным».
- «Нигилист — это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип».
- «…Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаём авторитетов…»
- «… я ничем не занимаюсь…»
- «…Ты славный малый; но ты все-таки мякенький…» (Базаров об Аркадии»
Анна Одинцова.
- «…спокойствие все -таки лучше всего на свете…»
- «…Я, во- первых, нетерпелива и настойчива, спросите лучше Катю; а во- вторых, я очень легко увлекаюсь…»
- «…А я так знаю о себе, что я очень несчастлива…»
- «…Я несчастлива оттого… что нет во мне желания, охоты жить…»
- По-моему, или всё, или ничего. Жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою, и тогда уже без сожаления и без возврата. А то лучше и не надо.
- «…Анна Сергеевна недавно вышла замуж, не по любви, но по убеждению, за одного из будущих русских деятелей, человека очень умного, законника, с крепким практическим смыслом, твердою волей и замечательным даром слова, – человека еще молодого, доброго и холодного как лед. Они живут в большом ладу друг с другом и доживутся, пожалуй, до счастья… пожалуй, до любви…»
- «Воспоминаний много, а вспомнить нечего, и впереди передо мной — длинная, длинная дорога, а цели нет… Мне и не хочется идти».
Авдотья Кукшина
- «…Слава богу, я свободна, у меня нет детей…
- «…Я не могу слышать равнодушно, когда нападают на женщин.»
- «…Это замечательная натура, emancipee в истинном смысле слова, передовая женщина…»
Виктор Ситников
Василий Иванович Базаров, отец Евгения.
- «…Для человека мыслящего нет захолустья…» Материал подготовила: Мельникова Вера Александровна.
ПОСЛЕДНИЕ ПУБЛИКАЦИИ
М.В. Ломоносов. «Ода на день восшествия на престол Ее Величества государыни императрицы Елисаветы Петровны». 1748 г. ТЕКСТ + АНАЛИЗ.
—
«Слово о полку Игореве». АНАЛИЗ.
—
А.А. Ахматова. СТИХИ. АУДИО.
—
А.И. Куприн. «Гранатовый браслет». Цитатная характеристика героев.
—
ОГЭ-2024. ЛИТЕРАТУРА. Демонстрационный вариант.
—
ЕГЭ-2024. ЛИТЕРАТУРА. КОДИФИКАТОР.
—
ЕГЭ-2024. ЛИТЕРАТУРА. Демонстрационный вариант.
—
А.С. Пушкин. БИОГРАФИЯ.
—
А.С. Пушкин. «Деревня». АНАЛИЗ стихотворения.
Источник: literatura-ege.ru
Я позволяю себе все, кроме жалоб (И. Бродский)
Много раз мне приходилось слышать мнение о том, что Бродский — холодный поэт. Слишком рассудочен, слишком сдержан. Я такой взгляд не разделяю, но что есть для него веские основания — признаю.
Бродский — это поэт, который не изливает душу взахлеб. Не отдается эмоциям до конца. Не делает предметом своих стихов исключительно свой внутренний мир. Наконец, это поэт, который никогда не жалуется. Хотя было на что.
«Меня обвиняли во всем, окромя погоды» [1]
Громкий судебный процесс, обвинение в тунеядстве (профессия переводчика в стране Советов приравнивалась к ничегонеделанию), заключение в психбольницу на «обследование», ссылка в глухую деревню, затем и вынужденная эмиграция — а это разлука не только с родными, близкими людьми и страной, но и с самым главным для поэта — родным языком. Бродский так и не вернется в Россию и никогда больше не увидит своих родителей. Ему не дадут разрешение приехать даже на их похороны.
Несмотря на его постоянные высказывания о том, что эмиграция — лишь «перемена империи»[2], на ироническое повторение слов Ахматовой «хорошую биографию делают нашему рыжему» (намек на то, что популярность молодого Бродского была обусловлена во многом интересом к личности осужденного поэта-изгнанника), несомненно, высылку из страны поэт переживал очень тяжело.
«Одиночество учит сути вещей, ибо суть их тоже/одиночество»[3]
А еще до эмиграции — измена любимой женщины, Марины Басмановой, которую, как писал поэт, он «любил больше ангелов и самого»[4]. Имеется в виду — Самого Бога. Не будем здесь рассуждать о правомерности такого чувства — но что оно было чрезвычайно сильным, сомневаться не приходится. Спустя десятки лет разлуки с ней он признается друзьям: «Как это ни смешно, я все еще болен Мариной. Такой, знаете ли, хронический случай»[5] — и продолжает посвящать стихи М. Б., объединяет их в большой цикл «Новые стансы к Августе», который заканчивается пронзительным «Я был только тем, чего/ты касалась ладонью».
Всю жизнь одиночество было его спутником. И не только сложная судьба Бродского, но и сам род его занятий обязывал к этому. «Дело в том, что поэт всегда в той или иной степени обречен на одиночество. Это деятельность такая, при которой помощников просто не имеется. И чем дальше ты этим занимаешься, тем больше отделяешься ото всех и вся.
<. >Я думаю, что, чем лучше поэт, тем страшнее его одиночество. Тем оно безнадежнее. »[6] — признавался он в одном из интервью.
«Позволял своим связкам все звуки, помимо воя» [7]
Итак, поводов к саможалению было предостаточно. Однако лирический герой Бродского (к слову сказать, он предельно близок автору) предстает перед нами скорее сторонним наблюдателем, чем активно чувствующим и переживающим субъектом. В большинстве случаев он смотрит на себя и на свою жизнь трезво и с минимумом эмоций.
Отмечает факт наличия того же одиночества, но не обрушивает на читателя многострочных излияний своих оскорбленных чувств. Говорит: «Я одинок», но не прибавляет: «и как же мне от этого плохо». Это чрезвычайно нехарактерно для русской поэзии с ее высокой степенью исповедальности и непривычно для русского читателя, оттого и называют Бродского «холодным поэтом».
А по мне, так сила чувства не зависит от степени его высказанности. Может, сдержанное чувство даже сильнее излитого. Как по Есенину: «Лицом к лицу/лица не увидать./Большое видится на расстоянье»[8]. Если нашлась сила сдержать — была и сила прочувствовать. А когда среди геометрических метафор и сложных синтаксических построений встречаются строки вроде «Я не то что схожу с ума, но устал за лето» — начинаешь сопереживать лирическому герою гораздо в большей степени, чем если бы вся поэзия Бродского была построена на непрерывной рефлексии.
«В Англии, как нигде/природа скорей успокаивает, чем увлекает глаз. »[9]
Если не на русской почве возникла рассудочность Бродского, то где ее истоки? Скорее Бродский ориентируется на возрожденческий идеал «doctus poeta» (ученый поэт), на традицию английского барокко с его сложными развернутыми метафорами и заслоняющими чувства научными понятиями, на поэзию Т. С. Элиота, стремившегося к отходу от индивидуальности в лирике. Бродский говорит: «Я позволяю себе все, кроме жалоб. Частично это результат общения с английской поэзией, тон которой, возможно, не совсем равнодушен, но сдержан»[10].
Но влияние английской поэзии, как признается сам Бродский, — это лишь часть факторов, обусловивших тяготение его лирики к бесстрастности. Полагаю, дело здесь и в самой личности поэта.
«Ты — никто, и я — никто./Вместе мы — почти пейзаж»[11]
Саможаление предполагает высокую степень любви к самому себе. Позицию: «Я так хорош — и так несправедливо несчастен». Бродский же всегда относился к себе чрезвычайно требовательно, оценивал себя очень строго. В поэзии, по его мнению, «должно торжествовать самоунижение, а не самоснисходительность»[12].
Обыкновенно, если его спрашивали о религиозной принадлежности, он отвечал, хоть и неохотно: «Я назвал бы себя кальвинистом. В том смысле, что ты сам себе судья и сам судишь себя суровее, чем Всемогущий. Ты не проявишь к себе милость и всепрощение. Ты сам себе последний, часто довольно страшный суд»[13].
Суд Бродского действительно суров. Оттого и появляется в его поэзии лирический герой — «совершенный никто, человек в плаще» («Лагуна»)[14]. В стихотворении «Новая жизнь» Бродский пишет:
И если кто-нибудь спросит: «Кто ты?», ответь:
Кто я,/я — никто», как Улисс некогда Полифему.
Как это непохоже на тенденцию русских поэтов писать что-то вроде: «Я гений, Игорь Северянин!»
Но и к окружающему его миру Бродский так же строг, как и к самому себе. Хронотоп его стихов часто можно обозначить формулой «нигде и никогда» («Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря»). Оглядываясь вокруг, поэт видит лишь пустоту. Причем не только в этой жизни, но и после нее:
Наверно, после смерти — пустота.
И вероятнее, и хуже Ада.
Понятия рая и ада для него, в сущности, идентичны и таким образом нивелированы:
. рай — это место бессилья. Ибо
это одна из таких планет,
где перспективы нет.
(«Колыбельная Трескового Мыса»)
«Перспективы нет» — это конец, тупик, а следовательно, пустота, ничто.
«Во всем твоя одна, твоя вина,/и хорошо. Спасибо. Слава Богу»[15]
Но Бродский принимает даже такой мир как данность и не предъявляет Создателю обвинений. Но и не просит ничего у Бога. На вопрос: «Когда вы думаете о Всемогущем, чего вы обычно просите для себя?» он отвечает: «Я не прошу. Я просто надеюсь, что делаю то, что Он одобряет»[16].
И в стихотворении «Я входил вместо дикого зверя в клетку», написанном в день сорокалетия, поэт, оглядываясь на прожитые годы, пишет:
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
Из него раздаваться будет лишь благодарность.
1. Приведена первая строка одноименного стихотворения.
2. Это выражение из стихотворения «Колыбельная Трескового Мыса» присутствует и во многих интервью.
3. Цитата из стихотворения «Колыбельная Трескового Мыса».
4. Цитата из стихотворения «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря».
5. Штерн Л. Бродский: Ося, Иосиф, Joseph. — СПб.: ООО Издательский Дом Ретро, 2005. — С. 112.
6. Соломон Волков. «Диалоги с Иосифом Бродским». — М.: Независимая газета, 1998.
7. Цитата из стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку».
8. Цитата из стихотворения «Письмо к женщине» С. Есенина.
9. Цитата из стихотворения «В Англии».
10. Интервью Ларса Клеберга и Сванте Вейлера «Я позволял себе все, кроме жалоб», 1988 год.
Здесь и в дальнейшем, если в сноске не указаны выходные данные, интервью можно найти в книге «Иосиф Бродский. Книга интервью. — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Захаров, 2005.
11. Цитата из стихотворения «В горах».
12. Интервью «Joseph Brodsky: A Poet’s Classroom», by Rosette C. Lamont, The Massachusetts Review, 1974, vol. XV, no. 4.
13. Интервью Дмитрия Радышевского «Надеюсь, что делаю то, что Он одобряет», 1995 год.
Впрочем, вопрос об отношении Бродского к религии чрезвычайно сложен. Не все его стихи соответствуют отрицанию божественного прощения в интервью и стремлению самому вершить над собой Страшный Суд. Нельзя не упомянуть заключительную часть цикла «Литовский дивертисмент», озаглавленную по названию костела в Вильнюсе — «Dominikanaj» (лит. «Доминиканцы»), где Бродский-поэт как бы разрушает рамки, поставленные ему Бродским-человеком:
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костел, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
14. Образ лирического героя — «никто» встречается также в стихотворениях «Полевая эклога», «В горах», «Под раскидистым вязом», «Вид с холма» и других.
15. Цитата из стихотворения «Воротишься на родину. Ну что ж. ».
16. Интервью Дмитрия Радышевского «Надеюсь, что делаю то, что Он одобряет», 1995 год.
Источник: www.taday.ru