Мимолетное
надписи на ножнах
«Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius. »
«Убивайте всех! Господь разберет, кто свои, а кто чужие. «
Фраза приписывается Арно Амори (Арнауту/Арнольду Амальрику), аббату Сито и папскому легату, возглавлявшему на первых порах Альбигойский Крестовый поход. И честно говоря, уже задрало, как ее к месту и не к месту цитируют. Потому что по чести она не имела ни малейшего шанса прозвучать так, как прозвучала. Почему? Давайте разберемся.
«Только он уехал, как католический епископ Гено стал агитировать в городе в пользу крестоносцев. В городском кафедральном соборе епископ велел сзывать всех граждан, будто на совет. Когда они сели, он стал увещевать их покориться крестоносцам, если они не хотят быть побежденными и перебитыми.
Но на северных неприятелей смотрели как на врагов городской свободы и независимости; в этой ненависти соединялось и вероисповедание. Красноречивых убеждений епископа не послушали; еретикам он предлагал по крайней мере войти в переговоры с вождями армии и с легатами. Граждане о всем этом и слышать не хотели. Тогда епископ, сопутствуемый городским латинским духовенством, решил выехать из города; с ним ушло свосем немного католических граждан. При свидании с аббатом Сито, главным лицом в армии, он представил ему безьерцев, как народ мятежный и злобный (40).
Безьер между тем готовился достойно встретить неприетеля. Энтузиазм овладел всеми, так что думали справиться со столь громадным войском, которое 15 дней сходилось и занимало позицию в окрестностях Безьера, на пространстве одного лье, раскинувшись по всем дорогам и тропинкам. Никогда Франция не видела такой огромной армии. Осажденным казалось, что со времен Менелая, у котораго Парис похитил Елену, не сходилось столько воинства, не раскидывалось столько богатых шатров, «блеском подобных стану Микенскому».
В этом войске отличались так назывемые рутьеры (бродяги) — своим пьяным, наглым видом, неумолкаемой бранью, белыми полотняными хоругвями. Этих разбойников было тысяч до пятнадцати. Подъезжая к стенам города, они вызывали горожан на поединок громким криком, кривляниями и оскорблениями.
Без доспехов, в одних рубашках, с диким криком, предводимые своим «королем», стремительным натиском они внезапно кинулись на стены и опрокинули защитников и горожан, которые, увлекая своих жен и детей, бежали в церковь и ударили в набат, не находя другой защиты. Общий крик «к оружию, к оружию» раздался в рядах крестоносцев.
Их регулярные силы начали вливаться в город; на улицах резали граждан, церковь окружили. Под звуки колоколов и клики умирающих немногие священники запели похоронную мессу; двери церковные рухнули и разбойники ворвались в храм. Их товарищи в это время рассеялись по домам; все они думали о поживе. Богатств нашли множество; каждый брал, что хотел.
«Разбойники эти алчны до грабежа, — говорит очевидец, — они не боятся смерти, они бьют и убивают все, что попадается им под руку» (41)
Действительно, рутьеры убивали всех, кто попадался под руку, не разбирая даже монахов и священников; крестоносцы же искали еретиков. Ни женщина, ни младенец не были пощажены. Вряд ли кто из безьерцев остался в живых после этого штурма, приобретшего позже столь печальную известность. Их богатый город в несколько часов сделался бедным.
Французские рыцари имели по крайней мере ту заслугу, что не дали рутьерам истреблять напрасно сокровища, бывшие в их руках; мечами они разогнали их и на лошадях своих и ослах стали свозить добычу. Тогда в рядах разбойников пробежал крик: «Огня! Огня!»; их король готовился отомстить соперникам.
Зажженные пуки соломы, дымящиеся факелы и лучины были брошены в разные места, — и город запылал. Гибель города свершилась в день св. Магдадины, годовщину оскорбления епископа. Весь Безьер горел и вдоль и поперек; тогда каждый из грабителей и воинов почувствовал опасность; каждый кинулся бежать, оставляя граждан и их богатства добычей пламени. «
Н.Осокин «История альбигойцев и их времени», книга 1, глава 3, «Крестоносное воинство»
Довольно подробное описание.
А теперь объясните мне, пожалуйста, как вы видите следующую картину в свете подобного описания:
«Когда же они предположили и согласились, что в крепости католики смешались с еретиками, они спросили аббата Арнольда: «Как поступить нам, господин? Мы не в силах различить между добрыми и дурными». Аббат же, как и прочие, опасался, что защитники крепости из страха смерти прикинутся католиками, и, после того, как уйдут из крепости, возвратятся к погибели (т.е. к ереси); говорят, что он ответил: «Убивайте их всех. Господь узнает своих». Таким образом, в городе было убито бессчетное множество людей».
(с)Цезарий Гейстербахский, «Беседа о чудесах»
Т.е. — крестоносцы подошли к городу, считавшемуся неприступным и приготовились к долгой осаде. Уже на следующий день или что-то вроде (точных сроков сказать никто не может), рутьеры начали задирать горожан, раздразнили их, те сделали вылазку, рутьеры их разбили, влетели на их плечах в город и прежде чем грабить, побежали спрашивать прелата о том, как отличить католиков от еретиков? Так получается?
Лично я себе это слабо представляю.
Тем более, что пресловутый Цезарий Гейстербахский уточняет: говорят, что он ответил. Т.е. — может, сказал, а может, не сказал.
Но может меня кто-то просветит, как он себе это представляет.
Интересно же.
Источник: street-hound.livejournal.com
«Господь отличит своих. »
Есть фразы, которые многие слышали, но не всегда помнят — кем, где и при каких обстоятельствах это было сказано. Одна из таких фраз: «Убивайте всех, Господь отличит своих». Ее сказал папский легат Арнольд Амальрик, отдавая приказ о полном уничтожении населения французского городка Безье. Это произошло во время Альбигойских войн в XIII веке.
История борьбы католической церкви с альбигойской ересью, охватившей несколько регионов Европы в XI-ХIII веках, полна драматичных событий. Католики считали альбигойцев (или катаров, как их еще называли) злейшими еретиками и врагами христианства. Те же, в свою очередь, отрицали право церкви толковать Библию и распоряжаться жизнью людей.
Современные историки признают, что альбигойцы были вполне реальными конкурентами католицизму, и, сложись события чуть иначе, они вполне могли бы создать свою независимую церковь. Но для этого им была нужна серьезная политическая поддержка. Им нужны были рыцари, готовые защищать свою веру с оружием в руках.
Потому что ни папа римский, ни католические государи никаких соперников терпеть в Европе не желали. И готовы были сжечь очаг ереси. Причем сжечь в самом прямом смысле слова. Одним из наиболее непримиримых борцов с еретиками стал папский легат Арнольд Амальрик.
«Неправильная» церковь
Альбигойский вариант христианства довольно сильно отличался от католического или православного, к которым мы привыкли. Например, они допускали существование добра и зла как двух равноправных начал. Добрый Бог-Отец, считали они, пребывает в своем невидимом блаженном царстве.
А мир, в котором живут люди — злой, несправедливый и обреченный на разрушение, — был сотворен дьяволом, падшим ангелом. Естественно, что католические богословы за такие трактовки обвиняли катаров в дьяволопоклонстве. А те, в свою очередь, яростно ругали римских священников за приверженность к роскоши и строгой иерархии.
Католическую церковь они называли «синагогой сатаны» и считали, что она извратила все, что написано в Библии. Интересно, кстати, что катары не создавали для своего учения новых книг. Все свои выводы они делали из текстов Ветхого Завета и Евангелий, настаивая на том, что именно их учение является подлинно христианским.
Одним из регионов, где учение катаров расцвело самым пышным цветом, был юг современной Франции — провинция Лангедок, тогда находившаяся под властью Арагонского королевства. Больше всего катаров поддерживал могущественный граф Тулузы Раймунд VI. За это папа Иннокентий III в 1207 году отлучил его от церкви, а затем отправил на юг нескольких легатов (посланников), чтобы те не позволили лангедокским католикам впасть в ересь. Одним из этих легатов был Арнольд Амальрик — известный клирик, сделавший блестящую духовную карьеру в цистерцианском ордене и фактически возглавивший его в 1200 году.
Переговоры в Тулузе сразу не заладились. Папские посланники не желали идти ни на какие уступки и требовали от графа Раймунда, чтобы он немедленно искоренил ересь в своих землях и вообще выполнял все распоряжения легатов. Граф же, во-первых, сам не отличался легким нравом, а во-вторых, понимал, что если он начнет выполнять чужие приказы, то утратит часть власти над своими землями.
Дело очень быстро дошло до конфликта, и в результате после очередной встречи с графом Раймундом одного из легатов, которого звали Пьер де Кастельно, нашли зарезанным в собственной постели. Был к этому причастен Раймунд Тулузский или нет — достоверно не известно. Но Арнольд Амальрик тут же объявил его виновным в преступлении и призвал папу объявить Крестовый поход против еретиков. Долго упрашивать папу не пришлось. Так Арнольд Амальрик стал вдохновителем и одним из фактических предводителей первого Крестового похода, снаряженного христианами против христиан.
Роковые слова
Арнольд действовал чрезвычайно энергично и быстро. Он обратился ко всем феодалам Северной Франции с требованием примкнуть к походу. На тех, кто, не имея уважительной причины, уклонялся от участия в войне, он наложил строгую епитимью. Им было нельзя «пить вино, есть за столом по утрам и вечерам, одеваться в ткани пеньковые и льняные».
На призыв папского легата, впрочем, откликнулись многие. Одни шли, подчиняясь авторитету церкви, другие цинично рассчитывали поживиться трофеями, третьих вели более серьезные причины. Например, поход на Лангедок был крайне выгоден французскому королю Филиппу II, который давно уже размышлял над тем, как бы присоединить Лангедок к своим владениям. Так что Альбигойские войны имели не только религиозную, но и обычную политическую подоплеку.
Уже в середине 1209 года войско численностью около 10 тысяч человек собралось в Лионе, готовое обрушиться на земли Лангедока. Раймунд Тулузский, испуганный такой силой, поспешил пойти на попятную. Кое-как ему удалось убедить предводителей Крестового похода в своей лояльности, пройдя через унизительную процедуру покаяния. Но это не спасло Лангедок от нашествия завоевателей.
В июле 1209 года армия крестоносцев подошла к небольшому городку Безье неподалеку от побережья Средиземного моря. Город взяли в осаду и предложили всем католикам покинуть его. Однако те отказались, понимая, что речь идет не столько о вере, сколько о сохранении независимости от Франции. Разгневанный этим отказом Арнольд Амальрик потребовал немедленно начать штурм. «Как же нам разобраться при штурме, кто католик, а кто — проклятый еретик?» — спросили его озадаченные рыцари. «Убивайте всех, Господь отличит своих», — хладнокровно ответил папский легат.
Штурм Безье отличался крайней жестокостью. Город был вырезан практически полностью. Погибло, по разным сведениям, от 7 до 20 тысяч человек. А жители Лангедока окончательно поняли, что пощады от «воинов Христовых» ждать не стоит.
Священник с мечом
Поход между тем продолжался. В 1210 году Арнольд Амальрик принимал участие в осаде замка Минерв. Умело проведя переговоры, он добился сдачи замка. При этом было захвачено 150 катаров. Хладнокровно глядя на пленников, Амальрик предложил им переити в католичество.
Но на это согласились лишь три женщины. Всех остальных по приказу папского легата немедленно заживо сожгли на кострах.
Жестокость крестоносцев привела к тому, что Раймунд Тулузский сильно пожалел о том, что связался с ними. Видимо, его сомнения почувствовал и Арнольд Амальрик, потому что он потребовал от графа подтвердить свою верность церкви. Условия при этом были выдвинуты совершенно неприемлемые. Раймунду предлагали распустить армию, срыть часть укреплений, выплатить огромную дань, а самому вступить в орден госпитальеров. После того как граф отказался, его снова отлучили от церкви, а армия крестоносцев во главе с Арнольдом Амальриком двинулась на Тулузу.
Удержать Тулузу Раймунд не смог и вместе с сыном вынужден был долгое время скрываться за границей. Однако спустя несколько лет вернулся и продолжил открытую войну против захватчиков. Увы, отвоевать Тулузу ему удалось лишь ненадолго. В конце концов уже его сын был вынужден подписать позорный мир. А в дальнейшем Лангедок стал принадлежать французским королям.
По некоторым подсчетам, за долгие годы войны на юге Франции, начатой Арнольдом Амальриком, погибло более миллиона человек. К середине XIII века альбигойская церковь была полностью разгромлена. А в 1321 году в Европе сожгли на костре последнего катара.
Что же до самого Арнольда Амальрика, то он в дальнейшем продемонстрировал, что вовсе не был таким уж борцом за идею и идеалы католицизма, каким пытался казаться. Став в 1212 году архиепископом города Нарбонны, он потребовал от горожан принести ему присягу как своему герцогу. Хотя законным господином этих земель был рыцарь Симон де Монфор, тоже являвшийся предводителем Крестового похода против альбигойцев. Конфликт двух «боевых товарищей» дошел до того, что Амальрик отлучил Симона де Монфора от церкви, а тот был вынужден захватывать собственный город силой оружия. В конце концов Амальрик признал себя проигравшим и отказался от претензий на светскую власть.
Арнольд Амальрик, монах и папский легат, развязавший одну из самых жестоких войн в средневековой Европе, мирно скончался в 1225 году и был похоронен в аббатстве Сито, «сердце» цистерцианского ордена.
На Главную сайта «Загадки истории»
Источник: zagadki-istorii.ru
«Убивайте всех — Господь узнает своих»
«Убивайте всех — Господь узнает своих!» Знаете ли вы, откуда пошла эта крылатая фраза, долгие века портившая репутацию Католической церкви? Почему противостояние католиков и «добрых людей» катаров на века стало синонимом жестокости? Что это за движение, отчего Папский престол так на него ополчился? Читайте одну из самых мрачных страниц истории средневековья.
В XII — начале XIII века феодальное общество некоторых стран европейского Юга (Лангедок или Окситания, Каталония и Северная Италия) было не очень похоже на «классический феодализм» северофранцузских земель. В отличие от своих соседей, здешние города обладали широкими правами самоуправления, в котором участвовали представители городской знати и свободных горожан.
Три сословия средневекового общества жили в гораздо более близком соседстве друг с другом, чем во многих других странах Европы. Тому на руку было и бытовавшее в южном обществе представление о равенстве человеческого достоинства всех добродетельных людей (так называемое paratge). В результате на юге Европы сформировалось общество, где люди обращали куда меньше внимания на сословные рамки, чем их северные соседи, а кроме того — располагали куда большей свободой в области личной жизни и обладали традицией религиозной и национальной терпимости.
Неудивительно, что именно на Юге, особенно в Лангедоке (Окситании) получили распространение религиозные движения, чьи взгляды были отличны от тех, которые провозглашала Римская церковь. Наиболее известным религиозным движением здесь были так называемые «катары» (прозвище, данное им их противниками) или «добрые христиане», как они себя называли.
«Добрые христиане» представляли направление так называемого «дуалистического христианства», родственного восточным богумилам. Последние даже образовывали с катарами единую церковную организацию. Катары отвергали большую часть Ветхого Завета, признавая лишь Евангелие, некоторые произведения пророков и ряд христианских апокрифов. Они учили, что человеческие души пленены в материальном мире, созданном злым духом, но могут освободиться от власти демона и соединиться с Богом с помощью особого таинства — консоламентум.
Катары полагали, что не существует иного ада, кроме этого мира, в котором души людей переселяются из одного тела в другое. Это могли быть не только тела людей, но и тела животных. По этой причине, в частности, священству катаров запрещалось употреблять любую пищу животного происхождения, кроме рыбы. «Добрые христиане» верили, что в конечном итоге все души будут спасены, а мир зла разрушен.
Те «добрые мужчины» и «добрые женщины», кто прошел таинство консоламентум, образовывали священство у катаров; те же, кто разделял их веру, но не возлагал на себя строгие обеты «добрых людей», именовались «верными». Добрые Люди (еще одно самоназвание катаров) пользовались большим моральным и религиозным авторитетом не только у своих последователей, но и у католического населения Юга благодаря аскетическому образу жизни («апостольской бедности») и тому, что своим трудом добывали себе пропитание. Они проповедовали на родном языке паствы и переводили на него Евангелие, в отличие от католиков, изучавших Священное писание на латыни.
Эпизодические преследования еретиков случались и раньше, но в XII — начале XIII веков римская курия перешла к политике систематического преследования оппонентов. При папе Иннокентии III папский легат Петр де Кастельно был направлен ко двору сильнейшего из лангедокских властителей, графа тулузского Раймона VI. Он пытался принудить графа к принятию мер против еретиков, но потерпел неудачу. Дело кончилось тем, что непокорный властитель южных земель в 1207 году был отлучен от церкви.
Но дело кончилось плохо и для папского легата. В 1208 году Петр де Кастельно был убит во владениях графа тулузского. Убийца его остался неизвестен, но Иннокентий III находчиво и, возможно, небезосновательно, обвинил в нем Раймона VI и провозгласил крестовый поход против южных государей как покровителей ереси. Это было настоящей сенсацией — первый в истории Европы крестовый поход против христианских стран и владык!
Когда объединенное войско крестоносцев в 1209 году вступило в окситанские земли, граф тулузский Раймон VI осознал, что рискует оказаться главной мишенью похода. Дабы избежать этой участи, граф поспешно принес покаяние перед церковью и формально присоединился к крестоносцам. По этой причине первый удар был направлен против владений виконта Безье и Каркассона, Раймона-Роже Тренкавеля.
Первым крупным городом на пути крестоносцев был Безье. Рыцари предъявили его жителям ультиматум с требованием выдать проживающих в городе еретиков, но получили решительный отказ. После неудачной вылазки безьерцев крестоносцы ворвались в город и учинили в нем резню, перебив большую часть населения.
Именно к этой бойне относится знаменитая фраза «Убивайте всех, Господь распознает своих!» Дело в том, что, собственно, катаров в городе было не более 300 человек, но разгоряченные рыцари и, особенно, наёмники-рутьеры резали всех направо и налево. И существует легенда, что, когда наиболее совестливые из них указали папскому легату Арнольду Альмарику на некоторое несоответствие поведения крестоносцев христианскому вероучению, то они получили этот вошедший в историю ответ. Надо заметить, что по своему характеру Арнольд вполне мог выразиться подобным образом. Так, уже достоверно зафиксированы другие его аналогичные высказывания — например, в письме папе Иннокентию III он назвал опустошение Безье «великим и достойным восхищения чудом, что месть Божия совершилась, и все они были убиты».
Вырезав Безье, крестоносцы подступили к Каркассону. Виконт Тренкавель договорился с ними, что граждан выпустят, а рыцари получат сам укреплённый город с замком. Он даже согласился остаться в лагере крестоносцев заложником, пока жители покинут Каркассон, но даже после того, как город оказался в руках рыцарей, Раймона-Роже не отпустили. Его заточили в тюрьму собственного замка, где три месяца спустя он скончался.
Сражения между католиками и катарами продолжались еще несколько лет. Избранный предводителем крестоносцев граф Симон де Монфор взял несколько сильных крепостей и нанес южанам ряд чувствительных поражений. Надо сказать, что христианским милосердием рыцари не отличались: во многих захваченных городах они устраивали беспощадную расправу с еретиками или просто с враждебными им южанами. При взятии Минерва было сожжено сто сорок катаров; после взятия Лавора сожжено около четырёхсот человек, взятые в плен рыцари, защищавшие замок, повешены, а госпожа замка, Гирауда де Лаурак, живьем завалена камнями в колодце. В общем, кроткому духу христианской любви распаленные битвой крестоносцы никак не отвечали.
Но что же наш граф Раймон VI, так удачно «откосивший» от роли «красной дичи» в этом крестовом походе? Как и следовало ожидать, его покорность перед папой была лишь политической уловкой. Он заключил родственный и политический союз с королем Арагона Педро по прозвищу Католик, отличившимся в войнах против мусульман. Прославленный своими подвигами во славу церкви, Педро Арагонский решил защитить Раймона: сперва он пытался заступиться за него перед папским престолом, а затем выступил против Симона де Монфора с оружием в руках.
Сколь сильна была родственная привязанность короля Педро к своему союзнику, видно из того, что его величество отдал за графа жизнь. В битве при Мюре, когда враждебные армии встретились, Педро Арагонский сражался лично в центре боевого порядка и погиб в рукопашной. Известие о его гибели вызвало панику в рядах тулузцев и арагонцев, и они бежали с поля битвы. Крестоносцы победили.
Графу Раймону пришлось спасать жизнь бегством: вместе с сыном он сбежал в Англию, где его пригрел Иоанн Безземельный. В 1214 году Раймон вновь поклялся в покорности Папе Римскому, но на сей раз Святой престол оказался дальновиднее. Четвертый Латеранский собор, прошедший в 1215 году, лишил графа всех прав на земли, а его сыну, который в будущем стал Раймоном VII, оставил только маркизат Прованс.
Однако и после поражения южан при Мюре сопротивление не прекратилось. Многие города, при приближении крестоносцев признававшие власть завоевателей, восставали, как только главные силы врага покидали окрестности. Кроме того, постоянной проблемой Симона де Монфора было то обстоятельство, что рыцари, собиравшиеся для похода, в большинстве своём оставались в войске по феодальному обычаю лишь на сорок дней или на немногим более долгий срок. То и дело ряды крестоносцев таяли даже не от военных потерь, а потому, что рыцари расходились по домам.
Крупнейшим успехом южан стало тулузское восстание 1217 года. Несмотря на то, что крепостные стены Тулузы и часть городских кварталов были разрушены Симоном де Монфором при покорении города, горожане построили новые укрепления и отважно обороняли их.
И снова на сцене появился наш старый знакомец граф Раймон VI. Стоило Тулузе восстать, как он мигом вернулся туда, забыв обо всех клятвах верности Риму. Под Тулузой произошёл главный перелом в ходе первого альбигойского похода, и, как часто бывает на войне, большую роль сыграл случай.
В 1218 году в одном из боёв под стенами города камень из городской катапульты убил предводителя крестоносцев. Естественно, после его смерти первый альбигойский поход потерпел крах. А граф Раймон VI прожил в Тулузе еще четыре года, после чего скончался от болезни, так до конца дней своих и проходив под отлучением.
Но Святой престол не собирался сдаваться так просто. И новый крестовый поход на Юг в 1226 году возглавил король Франции Людовик VIII. Страна, разоренная длительными войнами, уставшая от борьбы, не нашла в себе сил для того, чтобы сопротивляться королевской армии, тем более, что король французский имел куда больше сил и возможностей для войны, чем «сборная солянка» крестоносцев эпохи первого альбигойского похода.
Большая часть Окситании попала под власть короля. Рыцари, обвиненные в покровительстве еретикам, становились изгнанниками — «файдитами»; многие из них продолжали партизанскую борьбу с завоевателями. На покорённой территории вновь стали вводится французские законы, заработал новый религиозный трибунал — инквизиция, который занимался теперь систематической охотой на еретиков. Светским властям вменялось в прямую обязанность поддерживать деятельность инквизиторов.
В начале 1240-х годов в Окситании вспыхнули восстания, направленные против новых духовных и светских властей. Вождями восстания стали Тренкавель-младший и Раймон VII, сын Раймона VI. Сигналом к мятежу стала расправа рыцарей и солдат из гарнизона крепости Монсегюр над инквизиторской миссией вблизи города Авиньонет.
Но королевская армия подавила восстание. Раймон VII был вынужден покориться королю, а в 1244 году, после почти годовой осады был взят Монсегюр. Свыше двухсот катарских верующих, нашедших временное убежище в крепости, были сожжены победителями на костре. В 1255, через 11 лет после падения Монсегюра, сдался Керибюс — последний из свободных окситанских замков. И это был конец окситанской независимости.
Ещё до начала альбигойских крестовых походов католические проповедники и будущие святые Доминик и Франциск создали нищенствующие проповеднические ордена, чтобы возродить престиж католической церкви в глазах мирян. Именно в руки этих орденов (прежде всего, разумеется, доминиканского) уже после смерти их основателей папская курия передала руководство созданным религиозным трибуналом — инквизицией.
В обязанности инквизиции входил розыск и обличение еретиков с последующей передачей их светской власти для наказания. Покровительство еретикам и их укрывательство грозило преследованием и католикам. Свое отношение к религиозному трибуналу выразило окситанское население, метко прозвав инквизицию «Несчастьем». Неудивительно, что первой мишенью восставших в 1240 году стали именно инквизиторы, которые, в конце концов, стали передвигаться по Окситании исключительно под защитой солдат.
Деятельность новых церковных властей сопровождалась не только религиозными преследованиями, казнями, эксгумацией и сожжением останков уже умерших еретиков, разрушением их домов. Инквизиторы брали на себя и совершенно неподходящие роли грозных феодалов. Так, благодаря протоколам до нас дошло высказывание деревенского старосты: «Чем сжигать еретиков, лучше было бы сжечь инквизитора Фурнье, ибо он требует десятину от приплода ягнят или карнеляж».
Крупным выступлением против инквизиторской миссии стало возмущение горожан Каркассона — так называемое «каркассонское безумие» в 1295 — 1305 годах. Однако оно окончилось неудачей, многие предводители восстания были казнены.
Надо сказать, что далеко не всем католикам нравилось поведение инквизиторов: и сжигание еретиков, и дискредитация общавшихся с ними католиков многим были не по нраву. Например, монах-францисканец Бернар Делисье выступал перед народом с проповедями против инквизиции и даже пытался добиться у короля Франции ее запрета. Однако дело кончилось печально: брата Бернара упекли в тюрьму, откуда он не вышел.
Катарская церковь, пережив тяжёлый удар из-за массовых казней во время крестовых походов, начала было восстанавливаться, когда на нее обрушилась менее кровопролитная, но куда более целенаправленная деятельность инквизиции. Значительное количество проповедников, «добрых мужчин» и «добрых женщины» были казнены после подавления восстания 1240-х годов. Однако в конце XIII — начале XIV веков церковь катаров переживала кратковременный период возрождения. Тайные проповеди, посвящение новых Добрых Людей, симпатия к ним местного населения при сохранившейся неприязни к власти «клириков и французов» привели к распространению катаризма, преимущественно среди крестьян.
Но этот последний порыв был уничтожен инквизицией. Один за другим уцелевшие Добрые Люди были выслежены и сожжены на кострах. В 1321 году был казнён последний из катарских священнослужителей Лангедока — Гийом Белибаст, выданный инквизиции ее тайным агентом, внедренным в окружение Белибаста. Вскоре в Западной Европе не осталось катаров. Их церковь существовала еще некоторое время в Боснии, но в XV веке, после турецкого завоевания, исчезла и там.
Встройте Новости религии от Правды.Ру в свой информационный поток, если хотите получать оперативные комментарии и новости:
Добавьте Новости религии от Правды.Ру в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google
Также будем рады вам в наших сообществах в ВКонтакте, Одноклассниках.
Источник: www.pravda.ru